Тень королевы, или Слеза богини - Карина Тихонова

Я потерла рукой висок и добавила:

— Иногда у него бывают просветления… Такие моменты, как сегодня. Взял, например, и ужин приготовил. Потому что хотел мне приятное сделать.

Я проглотила комок, вставший поперек горла.

— Врач меня предупреждал, что таким вещам не стоит придавать большого значения. Папа иногда вспоминает что-то из прошлой жизни. Врач говорит, это просто рефлекс. Заученное действие. Это не сознательный поступок.

— Он до болезни часто картошку жарил? — спросил Слава.

— Часто, — ответила я. — Папа был большим специалистом по картошке. Ни у мамы, ни у меня так вкусно не получалось.

Слава молча посмотрел в свою пустую тарелку, вылизанную до блеска.

— Я стараюсь не поддаваться, но это так трудно. Понимаешь, трудно жить и не надеяться.

Слава протянул руку через стол и мягко подтолкнул ко мне чашку с коньячным чаем. Напомнил, значит.

Я отхлебнула еще немного. Остыл. Это хорошо.

Взяла кружку обеими руками и заставила себя допить ее до дна. Вот так. Сейчас все будет прекрасно.

— Извини, — сказала я виновато, опустив кружку на стол. — Меня через пять минут в сон потянет.

— Это хорошо, — ответил гость. — Успею немного прибрать.

Он встал с табуретки и принялся ловко наводить порядок на разгромленном столе.

— Оставь, — вяло сопротивлялась я. — Сама уберу. Утром.

Слава, не отвечая, освободил посуду от остатков еды и сгрузил ее в раковину.

— Я помою, — продолжала обещать я. — Утром встану пораньше и помою.

Не отвечая, гость быстро перемыл тарелки и уложил их в сушку. Туда же отправились столовые приборы.

— Куда девать рыбу и огурцы?

— Оставь. Я сейчас встану.

Голова наливалась теплой тяжестью до тех пор, пока места в ней не осталось. Тогда тяжесть перелилась через край и начала потихоньку наполнять язык. Говорить стало трудно.

Слава повернулся ко мне, хотел что-то сказать и вдруг остановился. Пристально заглянул мне в глаза, негромко проговорил:

— О-о-о!

Взял меня под локоть и помог подняться.

— Идем.

— Куда?

— Спать пора, — ответил гость.

— Таблетки! Папе!

Я вспомнила, что папочка перед сном не принял лекарство, и беспомощно затрепыхалась, делая попытку повернуться к холодильнику.

— Здесь?

— Да, да, — бормотала я.

Слава, не выпуская моего локтя, другой рукой открыл холодильник.

— Эти?

Я кивнула головой. Шум морского прибоя в ушах становился оглушительным.

— Сколько? — донеслось до меня откуда-то издалека.

Темнота наваливалась короткими рывками. Рывок — просвет, рывок — просвет. И с каждым следующим разом рывок становился длинней, а просвет короче.

Последнее, что я помнила, был расплывчатый овал чьего-то лица, склонившегося надо мной.

Очень хотелось выключиться из происходящего, но что-то мешало, сидело в голове здоровенной занозой, не давало уснуть.

О чем он меня спрашивал?

— Сколько таблеток? — повторил голос мне прямо в ухо.

И я вспомнила о том, что не сделала.

— Две, — ответила я совершено четко. Тут же навалилось облегчение, голову омыла теплая соленая волна и граждане отдыхающие отправились в теплые санаторные постельки.

А под раскрытым окном всю ночь шумело и переливалось море.

Проснулась я поздно. В одиннадцать.

Несколько минут лежала неподвижно и собирала мысли в одну точку.

Мысли, как загулявшие солдаты, отказывались возвращаться на службу и пытались дезертировать.

Почти полчаса ушло на то, чтобы вернуть их обратно и выстроить в более-менее стройный ряд. Вспомнить удалось весь вчерашний день, за исключением того, как я легла спать.

Подобно Степе Лиходееву, я провела рукой по бедру, но в отличие от него определила, что лежу в брюках. Точнее, в джинсах.

Я откинула плед и присела на диване.

Под головой у меня, оказывается, была подушка. Странно, не помню, чтоб я се доставала. Очевидно, подушка и плед — дело рук моего вечного спасителя. Ну и карма у него в этой жизни, не позавидуешь бедняге…

Я медленно поднялась на ноги и прислушалась к своей голове.

Голова вяло поприветствовала мое пробуждение. Болеть не болела, просто косила от службы.

— Не выйдет, — сказала я строго. — Дел по горло.

«Мне-то что? — ответила голова. — Твои дела, ты и разбирайся…»

Ладно. Сейчас влезу под душ, почищу зубы, все и пройдет.

Я потащилась в ванную. Содрала с себя несвежую одежду, залезла в ванну и подставила голову под горячую струю воды. Несколько минут поливала себя контрастным душем, варварски таская ручку крана то вправо, то влево.

Наконец почувствовала себя пригодной к употреблению. Вымыла голову, механически отметив, что последнее время делаю это слишком часто, почти каждый день. Влезла в банный халат, туго затянула пояс. Взглянула в зеркало и увидела в нем бледное лицо с заметными синими пятнами под нижними веками. Кажется, даже мешки появились. Блеск.

С добрым утром!

Я помахала рукой девушке, изможденной трудной жизнью. Девушка ответила мне тем же.

Я покинула ванную и отправилась на разведку. Как там папочка?

Папочка сидел на балконе и пугливо, как домашний кот, выглядывал на улицу.

Он всегда садился подальше от балконных перил, почти на самом пороге балкона и комнаты, и для того, чтобы разглядеть происходящее во дворе, ему приходилось вытягивать шею.

Наверное, постороннего человека это зрелище могло насмешить.

Меня — нет.

Я подошла к папе и осторожно, чтобы он не испугался, дотронулась до его плеча.

Папа вздрогнул и оглянулся.

— Это я, — сказала я быстро. — Привет.

— Доброе утро, — ответил папочка и поднялся со стула. — Ты выспалась?

— Выспалась, а ты?

— Я тоже.

Папочка отодвинул меня в сторону и вошел в комнату.

— Уже надышался? — спросила я с горечью.

— Да, — подтвердил папочка, не глядя мне в глаза. Он стыдился своего страха перед улицей, но ничего с этим поделать не мог.

Я вздохнула. Терпение и время. Терпение и время. У ирландцев есть забавная поговорка. «Когда бог создавал время, — говорят ирландцы, — он создал его достаточно.»