Прощай, генерал... Прости! - Фридрих Незнанский

Пострадавшие, пожалуй, не были столь категоричны и непримиримы, как представители власти. Ну случилось, в конце концов, никто не застрахован. Да, машину жалко, совсем новенькая, а теперь вот неизвестно, во что ремонт обойдется… Надо бы посчитать урон, который наверняка, даже по первым прикидкам, «штук» на пять потянет. Но говорилось об этом, как о чем-то незначительном. Действительно, а что такое пять тысяч долларов для человека, который таскает в своей барсетке вдвое — втрое большую сумму просто на мелкие расходы? Короче, давно и хорошо знакомая песня… И игра уже приевшаяся. Поэтому играть в нее с этими «пацанами» и определенно прикормленными «правоохранителями» Турецкий не собирался.

— Ну что, господа? — громко сказал он. — Начинайте работу, не тяните напрасно время. Рисуйте картину происшествия. Готов ответить на все ваши вопросы. Вот мое удостоверение… — Он потянулся к карману.

— Засунь себе свою «ксиву» в жопу, — беззлобно отозвался один из ментов. — А налетел ты, господин, — он явно пытался иронизировать, — крепенько, на всю десятку, никак не меньше.

— А может, мне им проще новую купить? Не подскажешь, сержант? Тебе номер моей машины ни о чем не говорит?

— Ага, говорит! — словно обрадовался тот. — Говорит, что ты — козел! — И он вдруг наставил на Турецкого автомат, до того болтавшийся у него за спиной. — Мордой на капот, падла! Кому говорю?! Руки, сволочь!

От неожиданно сильного толчка стволом автомата сперва в грудь, а затем и в спину Турецкий повалился лицом на капот «Волги». Кто-то сзади грубо прижал его к машине, а другие жадные руки вмиг обшарили карманы, вытащив бумажник с удостоверением Генеральной прокуратуры, всеми другими документами, деньгами и пистолет.

— Та-ак! — констатировал веселый голос. — Сейчас вы все являетесь свидетелями, что он оказал сопротивление при задержании и угрожал оружием представителю власти!

Он не спрашивал, не призывал свидетелей, он хорошо знал, о чем говорил. И не боялся, значит, был предупрежден заранее.

— Погляди удостоверение, козел, — пытаясь сохранить спокойствие, сказал Турецкий.

— А это тебе за оскорбление!

И тяжелый удар обрушился на голову Александра Борисовича, выключив его сознание…

Владимир Афанасьевич Демидов, которого все знакомые и друзья, и уж тем более сослуживцы из «Глории», звали за спокойный и дружелюбный нрав просто Демидычем, сидел не в «предбаннике» палаты, в которой находилась Катерина Пшеничная, а на ночь переместился в саму палату. Это ему было необходимо для того, чтобы постоянно держать под наблюдением и вход в бокс, и окно во двор больницы.

Работа была, конечно, не бей лежачего, но он, отдавший лучшие свои молодые годы разведке спецназа, как и те же Филя, Сева Голованов и некоторые другие сотрудники агентства «Глория», умел, не скучая и не подавая виду, держать себя в состоянии непринужденного, казалось бы, внешне, но достаточно долгого ожидания, которое сохраняло его в постоянной боевой готовности. Как прежде в Афгане или Чечне. Это умение оказалось особенно ценным в данной конкретной ситуации.

Вообще, конечно, уверения Ангелины, утверждавшей, что тут и мышь не проскочит, с его точки зрения, если чего и стоили, то действительно могли касаться непосредственно мышей. На то имелись соответствующие специалисты. А по поводу всего остального Демидыч сильно сомневался.

Начать хотя бы с того, что окно палаты выходило во двор, где росли большие деревья, забравшись на которые можно было без труда увидеть, что делается в палатах. Рядом со служебным входом в корпус находилась пожарная лестница, и залезть по ней на крышу никакого труда вообще не представляло — даже подростку, не говоря уже об опытном киллере. А чтоб спуститься по веревке к любому окну, какие проблемы, если об этом в каждом фильме про бандитов подробно показывают. Словно ликбез для них устраивают.

Словом, походив вокруг и все про себя прикинув, Демидыч выбрал ту единственную точку, находясь в которой он мог бы гарантировать полную безопасность своей подзащитной. Женщина время от времени приходила в себя, открывала глаза, силилась что-то говорить, но пока ограничивалась несколькими гласными буквами. Демидыч вызывал медсестру, та проверяла показания приборов, колола лекарство и удалялась, а Демидыч возвращался на свой пост.

Пока у больной находились врачи, он позволял себе пройтись по коридорам, чтобы осмотреться. В один из таких «обходов» и приметил парочку джипов, заруливших во двор. Как увидел и нескольких определенно братков, что-то горячо обсуждавших и поглядывавших на окна больницы, каждый раз почему-то в его сторону.

Сам он, естественно, не светился, выходя, надевал сверху просторный халат, чтобы не отличаться от любых больничных посетителей.

Эта откровенная, показная наглость братков, надо сказать, его крепко раздосадовала. Он-то ведь, как тот суворовский солдат, знал свой маневр. Поэтому, когда возникла необходимость помочь Александру Борисовичу в его, прямо следует отметить, рискованной операции, где он собирался сыграть роль подсадной утки, если не движущейся мишени, Демидыч, которому роль нейтрального наблюдателя всегда претила, предложил ее все-таки взять на себя Голованову. С его рассудительностью и хладнокровием, Сева не допустит роковой ошибки. И опять-таки, не подведет и темперамент, как это порой, не часто правда, случалось Демидовым.

Да, был несколько лет назад такой факт, когда они захватили банду торговцев «живым товаром», среди которых оказался один авторитетный, между прочим, мерзавец по кличке Слон, изнасиловавший девочку, почти ребенка. Так вот, Демидыч не стал тогда дожидаться справедливого суда, а лично, своей рукой, лишил насильника его мужского достоинства, если таковое можно было назвать этим красивым словом. И тем снял сразу все вопросы, заработав, как ни странно, даже определенное уважение в уголовной среде, к которой, естественно, никогда не принадлежал. Но это все — в прошлом. И характер с тех пор стал как-то более спокойным, и речи рассудительнее. Но в отдельных ситуациях все же, надо отдать Голованову должное, тот подходил больше. Так и договорились.

Сева уехал на «жигуленке», оставленном им Филей, сопровождать Турецкого, а Володя занял свой пост и затаился.

Он оказался снова прав. Хотя у того же Севы оставались сомнения. Излишняя подозрительность — она тоже не очень помогает делу, это верно, но — до определенной степени. А потом, есть же еще интуиция! Ее-то куда денешь?

Подозрительный скрежет, донесшийся снаружи, Демидов услышал в середине ночи. В палате было темно, но не настолько, чтобы не разглядеть, особенно если наблюдать, к примеру, в бинокль ночного видения, его мощный силуэт. Правда, сидел он так, чтобы, держа, как было сказано, обзор двух точек, самому не торчать столбом. Но во время перемещений по палате его, несомненно, могли засечь наблюдатели.

И вот этот скрежет.

Володя осторожно приблизился к окну, пригляделся и заметил наконец, что к внешнему краю подоконника, покрытого оцинкованным железом, прижались и тихо по нему елозят концы приставленной, скорее всего, железной лестницы. Оттого и звуки. Кто-то, вероятно, медленно и осторожно поднимался к окну.