Миниатюрист - Джесси Бёртон

– А про Калверстраат он что-нибудь рассказывал?

Йохан надкусывает сладкий пончик и зажигает свечу на столике.

– Как там Корнелия? – спрашивает он. – Я ей солгал, что скоро вернусь.

– Вы вообще любите прибегать ко лжи, – она многозначительно посмотрела на мужа, но тот сразу же отвернулся. – А Бог видит правду.

– Как и бургомистр, – парирует он.

– Она ждет вашего возвращения.

Это вызывает у него смех.

– Не моего, а кого-то другого.

Теперь уже она опускает глаза, почувствовав на себе пронизывающий взгляд.

– Иногда мне кажется, что я уже умер.

– Нет, – успокаивает она его. – Я же с вами разговариваю.

– Ты уверена? Почем ты знаешь?

– Йохан, прекратите. Я знаю, что вы живой.

Он пожимает плечами.

– Странный мир, где люди убеждают друг друга, что они живы, что это пончик, а это кирпич, а это мышь. Объясняют, радость это или печаль. – Он со вздохом трет лицо. – Это произошло после ухода Отто. Насколько я мог судить, я превратился в труп. Нелла?

– Да?

Он простирает худющие руки, точно сломанные крылья ветряной мельницы, а потом опускает одну, невесомую, как лист, на ее плечо.

– Эта клетка станет компасом моей новой жизни, – говорит он. – За кирпичной кладкой откроются другие горизонты, вот увидишь.

Нелла уходит. Желание рассказать о миниатюристке пропало, подавленное грандиозностью предстоящего ему испытания. Она больше не в силах выносить эту поросшую мхом клетушку с новорожденными мышами, с воплями в соседних камерах, похожими на птичьи крики, – можно подумать, что Йохан заперт в вольере, огромный филин среди ворон. Она кое-как выбирается к солнцу и только тут дает волю слезам, приткнувшись к тюремной стене.

Нелла бродит по дому так, словно она здесь одна. Общие помещения кажутся необитаемыми, пути трех человек почти не пересекаются, так что всем правят предметы и обстановка: панели красного дерева, картины, китайские вазы, инкрустации из слоновой кости и серебра, раковины моллюсков, гобелены с библейскими сюжетами. Сейчас Нелла разгуливает свободно, смело заходя куда ей заблагорассудится.

Корнелия оттащила колыбель наверх в хозяйскую спальню, где та ждет своего часа, занимая большую часть пространства среди черепов, птичьих перьев и географических карт. А еще она тщательно убрала кабинет Йохана. Распахнула окна, хотя и побаивалась холода, и бодрящий февральский воздух развеял спертые зимние запахи. Расставила повсюду восковые свечи и горелки с лавандой, протерла уксусом стеклянные поверхности, сбрызнула лимонным соком свежие простыни. И кабинет обрел вид гостевой комнаты, ждущей хозяина.

– Это Марин тебе приказала? – полюбопытствовала Нелла, но Корнелия только склонила голову набок.

Нелла случайно подслушала ее разговор с хозяйкой.

– Я превратилась в кита, – сказала Марин.

– С Ионой во чреве, – благоговейно проговорила служанка, хватаясь за вековые образы среди творящегося хаоса. Утрата Йохана и Отто кардинально изменила отношение Корнелии к домашней тайне, и эта метаморфоза произошла в ней гораздо быстрее, чем в Марин. Чудо вынашиваемого младенца явилось для нее свежим воздухом, который она вдыхает полной грудью.

Марин по-прежнему не произносит вслух имени Отто, и служанка поддерживает ее, словно боясь спугнуть свое хрупкое счастье. Что касается Неллы, то она его в отличие от Йохана даже в своем воображении не видит – он просто сгинул. Его исчезновение повисло таким вопросом, на который никто из женщин не отваживается ответить. Всякий раз, когда Корнелия уходит из дома, Нелле кажется, что та отправилась в Старую церковь помолиться Николаю Угоднику, покровителю мореплавателей, вот только сама она не верит, что Отто может вернуться.

Она обнаруживает золовку в гостиной, где та расставляет фишки для игры в триктрак, ее «секрет» торчит у всех на виду. «И что мы будем делать с ребенком?» – спрашивает себя Нелла. Марин этим вопросом, похоже, не задается, ограничившись приобретением колыбели, что сразу свело на нет предположение Неллы, что младенца отдадут в сиротский приют. Она подбрасывает полено в огонь, поглядывая на огромный деревянный барабан.

– Он лягается, – говорит Марин, не поднимая головы. – А когда я стою перед зеркалом, я даже вижу на животе отпечаток маленькой ножки.

– Я тоже хочу посмотреть, – откликается Нелла.

Марин поднимает взгляд. Между ними установилось перемирие, в комнате стало легче дышать, и Нелла испытывает облегчение. Еще не все раны затянулись, но старые обиды уходят в прошлое.

– Я тебя позову, когда он снова начнет лягаться. Иногда это рука. Похоже на кошачью лапку. Нет, ты видела что-нибудь подобное?

Нелла-то видела, когда ее будущие братик, а потом и сестричка лягались в материнском животе, но она помалкивает, чтобы не разочаровывать Марин в ее невероятном открытии.

– Вы думаете, это мальчик? – спрашивает она.

– Да, – отвечает Марин, осторожно похлопывая себя по пузу. Ей хочется его погладить, но, видимо, устыдившись нежных чувств, она останавливает этот порыв.

– Должно быть, уже скоро.

– Скоро, – соглашается Марин, глядя в огонь. – Я тут кое-что читала. – Она сглатывает слюну и закусывает губу. – Нам понадобятся горячая вода и чистые тряпки, а еще палочка, которую я буду закусывать. Я скажу Корнелии.

Она говорит об этом как о пустяшном деле, и Нелла испытывает к ней жалость. Она ничего не знает о предстоящих реках крови, о том, что будет ходить под себя, об отказе тела слушаться, о том, что ее от страха будет бросать в жар и она начнет орать благим матом… Ей кажется, что одним усилием воли, без всяких негативных последствий, она вытолкнет из себя младенца, аккуратного и чистенького, такое герметичное создание, к которому все так и будут относиться. Если Йохан стал впадать в меланхолию и нуждаться в Библии, то Марин сделалась оптимисткой.

Зато они наконец-то живут в мире.

– Давай поиграем. – Марин сортирует фишки, точно разменные монеты. – Можешь начинать.

Нелла выставляет первую фишку – красная метка на поле из инкрустированного бука. Марин мысленно оценивает ее ход.

– И как тебе «Расфуйс»? – спрашивает она, делая свой ход.

Марин бросает кости. Увидев цифру «шесть» и не зная, куда поставить очередную фишку, она накрывает ее своими белыми пальцами, словно играя в прятки. Наконец находит ей местечко и, откинувшись на спинку стула, протягивает ладони к огню. Теперь Нелла перекатывает кости в кулаке.

– Он напуган, – сообщает она, – и выглядит больным. Постоянно твердит, что скоро умрет.