Граница миров - Кристель Дабо

Невозможно поверить, но он нашел Офелию.

– Кто ты? – спросила она.

И, твердо решив наконец разглядеть его лицо, шагнула в полумрак чердака. Незнакомец ловким пируэтом уклонился от нее, отвесил шутовской поклон и одним прыжком скрылся в люке. И всё это в мгновение ока!

Офелия торопливо спустилась с чердака. Коридор был пуст – одни урны. Она встретилась с недоуменным взглядом Торна, который подбежал к лесенке так быстро, как только мог, встревоженный шумом.

– Здесь кто-то есть, – шепнула она ему.

– Я никого не видел.

Но, если неизвестный не спустился из люка, он наверняка находился где-то поблизости. Может, сбежал через крышу?

Офелия распахнула внутренний ставень и неловко попыталась открыть окно, ища взглядом тень человека среди множества других теней, знаменующих конец ночи.

Но тут она увидела в стекле собственное отражение и в ужасе замерла. Отражение умирающей. Она была залита кровью. Даже шарф у нее на шее – тот самый шарф, который никак не мог здесь находиться, и она твердо знала это, – был забрызган кровью. И не было там ни окна, ни башни, ни урн – только пустота. Небытие, которое поглотило всё на свете, кроме нее самой, Евлалии Дийё и Другого.

На ее плечо легла рука Торна, и это вернуло Офелию к действительности.

– Что случилось?

Она ничего не понимала. Страшное видение растаяло как сон, оставив после себя лишь стойкую тошноту. Офелию преследовало необъяснимое ощущение, что все ее чувства прошли сквозь некую гигантскую нездешнюю аномалию, которую она бессильна была воспринять.

Торн, в свою очередь, посмотрел в окно, и его стальной взгляд замер, словно притянутый чем-то непонятным в небе. Странное дело: там ничего не было. Но вдруг Офелия поняла, что за сигнал ей посылают ее чувства.

«Дружная Семья» бесследно исчезла.

И в тот же миг внизу, по всему Центру, взвыли тревожные сирены.

Он стоит на самом верху башни-колумбария, на самой высокой из всех здешних кровель, взобравшись, точно цапля, на ее шпиль, и вслушивается в завывание тревожных сирен. Еще одним осколком мира меньше, еще одним!

И он улыбается встающему рассвету.

Бедняжка Офелия; интересно, какое у нее сейчас лицо… А ведь он ее предупреждал.

Обрушившись в море облаков, ковчег вызвал такую приливную волну, какой Офелии еще не доводилось видеть. Возник почти неподвижный смерч, рокочущий громами и молниями, насыщенный, как извержение вулкана; он повис словно провал мрака, разорвавший бледное утро. Даже температура воздуха упала на несколько градусов.

Сотрудники, инверсы и роботы, толкаясь, спешили выскочить из зданий. Беспорядочная беготня во все стороны, крики, перекрываемые воем сирен, противоречивые приказы – в общем, полная паника. Наблюдательный центр девиаций, до того знавший лишь приглушенные переговоры и закрытые двери, теперь превратился в один всполошенный улей.

– Я недооценил Другого, – признал Торн.

Офелия оторвалась от апокалиптического зрелища и повернулась к нему, с трудом умещавшемуся в их укрытии. Они спешно покинули некрополь, боясь, что их там застанут, и, главное, застанут вместе, – а потом застряли в центре старого парка аттракционов, где собралась толпа сотрудников, которые ошеломленно разглядывали столб облаков, разрывающий небо. Офелии с Торном ничего не оставалось, кроме как спрятаться в павильончике какого-то фокусника под названием «У факира».

– До сегодняшнего дня я считал Евлалию Дийё нашим самым злостным врагом. Придется мне пересмотреть свои приоритеты.

Хладнокровие Торна впечатлило Офелию. Что до нее, то каждая клеточка ее тела дрожала от усталости, страха и ярости. От ярости в основном. Загнанный внутрь гнев затемнял очки, гудел под кожей, как потревоженный рой, и возвращал к тому, чего она не хотела, совсем не хотела чувствовать.

– Тот чужак, которого я видела в колумбарии, вертится вокруг меня еще с первого обрушения. Он всегда знает, где меня найти, а потом сразу исчезает. Я даже спрашиваю себя, а вдруг он и есть…

Ее горло сжалось так сильно, что конец фразы там и застрял. Она испытывала к Другому столь мощное отвращение, что легкие давали сбой. Оказавшийся взаперти вдох ревел внутри, как тревожная сирена, требуя правосудия и отмщения, даже если Офелия гнала из мыслей саму причину этой боли.

Он жив. Он просто обязан остаться в живых. И пока его имя не будет произнесено, он продолжит существовать.

– В любом случае, – отозвался Торн, – тот чужак явно проявляет повышенный интерес к нашему расследованию. Может, он и сам ищет Рог изобилия. Кем бы он ни был и чего бы ни хотел, именно мы должны обнаружить Рог до следующего обрушения.

Офелия невольно подумала, что они потеряли слишком много времени. Им бы давно уже следовало отправить Другого в зеркало и помешать ему творить преступления.

Так же невольно она подумала и об отражении в стекле. О крови. О последних находках. О пустоте повсюду, снаружи и внутри. А если отдельные отголоски действительно идут из будущего? Должна ли она поделиться этим с Торном?

Он разворачивал схему Центра, которую держал при себе. Та была слишком большой для такого крошечного пространства, и Торн прилагал все усилия, чтобы не натыкаться на дощатый каркас павильончика. Первые лучи дня, пробивающиеся сквозь щели хибары, высвечивали его шрамы и такую аскетическую худобу, словно он сам и был факиром.

– Нам казалось, что главные разгадки – в колумбарии, – сказал он, уставив палец в башню на схеме. – Мы проверили все его этажи и не нашли ничего примечательного. Ничего, – добавил он глухим голосом, – кроме погребальной урны с прахом юноши, который, по всей видимости, не является ни прахом, ни юношей.

Офелия покачала головой. Та фотография сорокалетней давности повергла ее в шок. Амбруаз тоже был так или иначе связан с проектом «Корнукопианизм». Как и Лазарус. Придется ей задать им парочку-другую вопросов, как только она выберется из этого треклятого Центра.

Она посмотрела в щель павильончика. Эвакуированные всё прибывали и продолжали толпиться около карусели с тиграми, но из-за тревожных сирен их было не слышно. Рано или поздно кто-нибудь заметит, что Офелия не отозвалась на сигнал тревоги. Решаться следовало немедленно. Едва замолкнут сирены, начнется прежняя круговерть: программы, протоколы, киносеансы в шапито, упражнения на карусели, суррогатная еда, умолчания, секреты, отгороженность от остальных… Мир может лететь в тартарары, но Центр девиаций будет до самого конца продолжать поиски абсолюта. Только здесь знают, в чём решение проблем, но Офелия сильно сомневалась, что у всех причастных к Центру одни и те же намерения.