Я жива. Воспоминания о плене - Масуме Абад

– Мы больше не одиноки, у нас прибавилось несколько гостей.

– Ты о чем? Ты что-то видела во сне?

– Иракцы или иранцы?

– Скорее, иракцы.

– Мужчины или женщины?

– И мужчины, и женщины.

Одним словом, сюжет развился до двадцати вопросов. Когда я рассказала сестрам, в чем дело, каждая из них что-то сказала:

– Ты собственными глазами видела?

– Вообще-то мыши обитают в темных и безлюдных местах, а не в таких, как наша камера.

Ночью мы притаились и стали ждать появления мышей. И мы действительно увидели, но не одну, и не двух, и даже не десяток мышей! Там было целое мышиное логово. И мыши не обращали на нас никакого внимания. Они все были одной величины, маленькие. Некоторые из них жевали края одеяла, другие были заняты кусками хлеба, оставленными в ведре, а третьи вгрызлись зубами в нашу обувь. Бессовестные мыши даже попробовали на зуб нашу скакалку! Но тот факт, что одна из этих мышей попала в посуду с едой, был для нас сигналом серьезной тревоги.

На следующий день мы постучали в дверь и сказали охраннику, что в нашей камере завелись мыши. Охранник с недоверием и удивлением сказал: «Здесь постоянно дезинфицируют». После чего он закрыл дверь и ушел. Мы снова постучали в дверь. Он недовольно сказал: «Только вы утверждаете, что здесь мыши! Если это так, почему другие не говорят?» На третий раз мы с еще большей силой постучали в дверь и сказали: «Мы хотим видеть начальника тюрьмы». Нам ответили: «Начальника не беспокоят из-за таких пустяков, как мыши». Через некоторое время тюремщик сам открыл окошко на нашей двери и сказал: «Начальник тюрьмы сказал, если в камере есть мыши, поймайте их и покажите нам!» По коду Морзе мы отправили в камеру докторов сообщение о том, что у нас мыши, и спросили, есть ли у них тоже. Они ответили: «Нет». Мы задали тот же вопрос соседям слева, и они тоже ответили: «Нет». Мы рассказали им историю с мышами. Они сказали: «Мыши обычно роют ходы.

Найдите их нору и закупорьте ее чем-нибудь. Таким образом у них перекроется доступ в вашу камеру, и они вынуждены будут рыть выход в нашу камеру. И тогда мы с ними разберемся! А тех, которые останутся снаружи норы, подвергните экономической блокаде».

– Как?

– Уберите из зоны их доступа всё, чем они могут питаться. Даже мыло и свою обувь возьмите в руки.

Мы нашли их норку и закрыли ее хлебным мякишем, но это ничего не дало. Они сгрызли хлеб и не пошли к инженерам. За короткий промежуток времени они молниеносно размножились. Их омерзительный вид и присутствие рядом с нами вызывали отвращение и лишали нас покоя. Несколько дней мы боролись с ними. Ночью они выходили из своей норы и маршировали по нашим одеялам и головам. Тогда мы задумали отправить начальнику тюрьмы подарок. Мы решили засунуть в качестве приманки кусочек хлеба внутрь туфли и положить ее на одеяло. Каждая из нас должна была держать один его край. Как только какая-нибудь мышь приблизилась бы к приманке, мы должны были одним движением одновременно соединить воедино все края одеяла, и таким образом мышка оказалась бы в ловушке. Как по заказу из норы вышла жирная мышь. Прогулявшись по камере, она направилась к приманке и принялась ее грызть. Как только она увлеклась этим делом, мы осуществили свой замысел. Мы с такой злостью ударили одеялом с ботинком внутри него о стену, за которой находились доктора, что они встревожились и немедленно спросили по Морзе: «Что случилось?» Мы ответили: «Идет операция по ликвидации мышей». Били мы по стене одеялом и ботинком так долго, что совсем выбились из сил, но были уверены, что раздавили мышь.

Жители всех камер в нашем крыле поняли, что мы уже несколько дней ругаемся с охранниками из-за этих мышей. Каждый раз, когда мы стучали в дверь, все бежали к дверям своих камер и, опустившись на четвереньки и прильнув ушами к двери, слушали наши разговоры, чтобы понять, чем закончится история с мышами. Когда на этот раз мы постучали в дверь, дежурил Никбат. Он открыл окошко, после чего Фатима незамедлительно выкинула через окошко дохлую мышь, которую она держала за хвост, и громко сказала: «Вы же хотели мышь? Вот вам, пожалуйста!» При виде мыши Никбат, обладавший крупным и объемистым телом, подпрыгнул и закричал от испуга. Раздался взрыв искреннего смеха из всех камер[122]. В коридоре началась суматоха. Баасовцы подумали, что это была спланированная и согласованная нами акция с целью их осмеяния. В тот день нас лишили как обеда, так и ужина. А вечером пришел доктор и сообщил нам, что нам больше не будут выдавать нашу долю гигиенических средств, сказав: «Запрещено».

Мы совершали послеполуденный и вечерний намазы, когда снова услышали режущий слух звук поворота ключа в замке, и дверь открылась. В наших камерах было настолько темно, что охранникам приходилось несколько секунд ждать и присматриваться, чтобы разглядеть нас. Они стояли и смотрели, как мы совершаем намаз. После совершения намаза мы поняли, что над нами стоят начальник тюрьмы, его заместитель Давуд, несколько солдат и надзирателей. Начальник спросил: «Зачем вы убили мышь?»

Заместитель начальника тюрьмы Давуд тоже спросил: «Зачем вы бросили ее в лицо охраннику?» Мы ответили: «Но вы же сами просили показать вам мышей». Выругавшись, они покинули нашу камеру. Никаких приказов и действий вслед за этим не последовало. С того дня мы решили начать вынужденную дружбу с мышами. Мы съедали часть хлеба, а мякиш оставляли им. Я говорила себе: представь, что мыши – тоже пленные, твои сокамерники. Борьба с мышами превратилась в некую игру. Вред и страдания, которые мы терпели от мышей, несомненно, были меньше, чем вред и страдания от тюремщиков. Результатом визита начальника тюрьмы стало то, что через неделю охранники, надев на лица маски, дали каждой камере обеззараживающее средство. Проходя мимо камер, они открывали окошки или двери и, изображая на лицах гримасы, ругались и били ногами по дверям, обзывая узников именами животных. Они хотели таким образом выместить на нас все скопившееся за всю их жизнь зло и освободиться от сидевших в них психологических комплексов. Мне было жаль их: наблюдать потерю гуманности и нравственности, пусть даже во враге, очень прискорбно.