И станешь ты богом - Александр Костожихин

Наконец Кудыме удалось оторвать ладони от лица остяцкого князя. Однако, заглянув в его белые от ужаса глаза, окончательно понял: разговора не выйдет. Тогда он решил ему просто приказать и жёстко, выделяя каждое слово, произнёс:

– Если ты хочешь мира для своего народа и для себя, то сейчас же, не медля ни мгновения, укажешь мне на человека, который очень хорошо знает эти места. И отдашь его мне. Тебе понятно?

– Да, да! Мы принесём тебе в жертву этого человека!

– Не в жертву. Что с ним делать – я сам решу. Просто укажи на него.

– Гында все тропки знает. Забирай его, Куль, в жертву. И передай Пайрахта, что мы чтим богов и духов. Пусть Пайрахта, в свою очередь, поклонится от нас Великому Богу Туруму. Если нужны ещё человеческие жертвы, укажи, кто нужен.

– Хватит и Гынды. Эй! Кто из вас Гында!

С земли поднялся длинноволосый, грязный человечек в кухлянке. На его сморщенном личике блестели две дорожки от льющихся из его узких глаз слёз – он уже попрощался с белым светом.

– Значит так, Гында, ты, самой короткой дорогой, проведёшь нас в Пермь Великую. Понял? Не тяни оленя за яйца, собирайся в дорогу.

Перепуганный остяк побоялся даже спросить о своей дальнейшей участи после того, как он проведёт ватагу на земли Перми Великой – сожрёт ли его злой Менк живьём или сперва поджарит на костре.

Он безропотно нашёл пальму, засунул за пояс топор, покидал в тощую котомку кремень, кресало, пару лепёшек хлеба из пресного теста. Обречённо вздохнув, окинул взглядом окрестности, мысленно прощаясь с родными местами.

– Я готов.

– Ну, раз готов, пошли.

Когда ватага, во главе которой шествовал Гында, скрылась в тайге, остяки облегчённо вздохнули. И начали восстанавливать разрушенный городок.

До границы с Пермью Великой от остяцкого городка шли пять дней горными тропами. В горах неожиданно выпал глубокий снег. И эти пять дней все вспоминали с ужасом. Над головой постоянно висели тяжёлые, мрачные тучи. Иногда сыпал крупными хлопьями густой сырой снег, и постоянно дул пронизывающий до костей ледяной ветер.

Два дня, увязая по колено в снегу, люди упорно пробивали себе тропу через невысокие перевалы. На третий день начался длинный, монотонный, тягучий подъём через основной хребет. По краям тропы, вздымавшиеся на высоту в несколько человеческих ростов заснеженные выветрелые останцы гор, были похожи на торчащие клыки неведомого страшного зверя. Могучие, в три охвата сосны, кедры и ели застыли в глухой угрозе к непрошеным гостям. Воины изрядно устали. Дальний, почти без отдыха, поход давал о себе знать.

Спуск оказался ещё более трудным, чем подъём. Широкой полосой по эту сторону гор под снегом лежал бурелом. Кое-как за световой день преодолели и его. Слава богам, никто не напоролся на торчащий сук, не переломал себе ног и рук, не свернул шеи в этой круговерти поваленных стволов. Наконец вышли на крутой берег пограничной реки. Кудыме и Щуке эти места оказались хорошо знакомы. Каким-то чудесным образом ватаге удалось миновать все посты, секреты и пограничные заставы. По этому поводу Щука долго и недовольно ворчал. Получается, что остяки могут вторгнуться с набегом в Пермь Великую, когда захотят. И в столице об этом узнают, когда их и след простынет. Непорядок, однако!

В начале пути Гында шёл понурившись. Он даже костёр зажигал отдельно от всех. Сидел, сгорбившись у огня, потерянно вздыхал. Но в какой-то миг он осознал свою нелегкую миссию – ведь он же спасает, принося себя в жертву, свой род. И после этого словно тяжёлая гора свалилась с плеч Гынды. В его узких глазках засветилось гордое торжество. Маленький остяк распрямил плечи, даже морщины на его личике разгладились. Исчезли страх и подобострастие. Кудыма прекрасно всё это видел, но про себя только усмехался. Теперь он знал наверняка, что, проникнувшись сознанием столь важного дела, остяк не сбежит, не завертит их в глухой тайге, а выведет точно туда, куда они стремятся.

И, когда проводник, низко поклонившись Кудыме, указал рукой на открывшиеся с высокого скалистого берега просторы Перми Великой, было видно, что этот человек уже попрощался с миром и теперь только ждёт, когда его тело и душу сожрёт страшный, злой дух Менк.

Невозможно описать удивление маленького остяка, когда «злой дух» сердечно обнял его, подарил ему очень дорогой меч и отсыпал, не считая, полную горсть серебряных милиарисиев[50]. И отпустил восвояси.

Когда потрясённый до глубины души проводник ушёл по проторенной дороге обратно, Кудыма объявил суточную стоянку. Следовало подсчитать скудные запасы продовольствия, наметить дальнейший путь. Чудинца волновало не столько то, что мяса осталось на один раз пожевать – иначе какой же ты воин, ежели без пищи седмицу не можешь продержаться? – а то, что люди на самом деле очень устали. Вот это была действительно проблема! Они поистине измотались сверх меры по бесконечным подъёмам и спускам. Короткие суточные стоянки были не в счёт. Да и что за отдых у костра под открытым небом! Вот и у остяков не удалось передохнуть по-человечески.

Прикинули, как двигаться дальше. Кудыма согласился со Щукой, что, если идти в обычном военном темпе, то до ближайшей крупной заставы от этих мест – восемь дней пути. Есть неподалёку два небольших секрета по три человека, но те воины живут в шалашах. Да и смысла к ним наведываться нет. От них всё равно до заставы целых два дня бежать. Правда, воины так или иначе ватагу приметят и пошлют гонцов – одного на заставу, другого – в крепость. Третий останется наблюдать.

Обдумав это, решили переполох не поднимать. Зачем? Значит, надо выходить, не таясь, к ближайшему секрету. Воины Щуку знают и уважают. Ещё и человека отправят с ними, чтобы проводил ближайшими тропами до крепости.

Было ещё темно, когда ватажники тронулись в путь. Бежать по берегу было легко: вода спала, обнажив широкие пологие полосы плотного, глинистого песка. Справа угрюмо нависали громады скал, левый берег был в основном пологий. Но перебраться на него возможности пока не представлялось.

Иногда скалы подходили к берегу вплотную. Приходилось огибать их по ледяной воде – иногда по пояс, иногда по грудь. По засохшим лохмотьям водорослей над головой, по искорёженным, зацепившимся за выступы скалы остаткам деревьев была видна истинная мощь водной стихии. Вода в свой пик поднималась на уровень в четыре человеческих роста, не меньше. Даже трудно было представить, что здесь творилось.

Погода опять установилась по-летнему жаркой. Развеялись мрачные тучи, ярко светило на голубом небосклоне солнце, дул лёгкий, не по-осеннему тёплый, ветерок. Воздух стал прозрачен. Берёзы и осины щедро осыпали землю жёлто-красной листвой. Лиственницы ещё держали свой наряд, но местами иголки уже порыжели. Остро пахло речной водой, смолой разогретых сосен, сладковато дурманящим лапником пихты, пряным ароматом еловых игл. Повсюду в вышине раздавалась перекличка улетающих на зимовку в дальние края птиц, косяки и стаи которых тянулись нескончаемой плотной чередой.