Какие большие зубки - Роуз Сабо

На мои плечи опустились чьи-то руки, потом одна из них скользнула вперед и прикрыла мне рот, вдавливая землю глубже мне в рот и ноздри. Эта ладонь пахла розовой водой. Лума.

– Ползи, – прошипела она мне в ухо. – Тихо. Иначе дедушка тебя убьет.

Мы поползли через лужайку к тени. Мои ладони приминали холодную траву. Лума снова превратилась в волка и шла рядом со мной, держась поближе к земле, а дедушка Миклош, не отставая, шел сзади. Что будет, когда мы доберемся до леса? Я не знала.

– Пожалуйста, – прошептала я. – Я могу все объяснить.

Лума ответила низким рыком.

Мы пересекли лужайку и зашли за деревья. Сосновые иглы впивались мне в коленки. Наконец, Лума схватила меня за воротничок платья и прижала к дереву. Она сменила облик прямо на моих глазах и присела на корточки, длинные волосы укрывали ее словно мантия. Одной рукой она вцепилась мне в лицо. Под ногтями виднелись грязь и запекшаяся кровь.

– Рассказывай, что ты натворила, – велела она.

Я выплюнула землю вперемешку с травой.

– Я не хотела, чтобы все так…

Но Лума усилила хватку, и я почувствовала, как ее ногти превращаются в когти, пронзая мою кожу.

– Я оторву тебе лицо, – сказала она. – Дедушка говорит, если мы разорвем тебя на части, то увидим, что изнутри ты такая же, как она.

Я подняла взгляд на дедушку. Он припал пониже к земле, все еще в форме волка. Рычал на меня. На месте одного из его волчьих зубов зияла дыра, еще несколько оказались сломаны. Сам он тоже выглядел помятым, на боках в шкуре виднелись проплешины. Ребра вздымались от натуги: дедушке приходилось прикладывать усилия, чтобы быть готовым броситься на меня.

– Что с дедушкой? – спросила я. – Он как будто заболел.

Лума оглянулась на него, потом снова посмотрела на меня.

– Не смотри на него! Да и какое тебе дело?

– Я твоя сестра.

– Ты убила нашу бабушку.

– Нет! – возразила я. – Это сделала она.

– Ее здесь еще даже не было.

– Нет, но была карта. Карта, которая показала бабушке истинное лицо grand-mère, – сказала я. – Grand-mère порвала все карты, но я только что снова видела ее настоящее лицо. По обрывкам.

Лума фыркнула.

– Ты лжешь, – сказала она. – Чего ты нам не хочешь рассказывать?

Я отвела взгляд. Лума схватила мою голову и повернула к себе лицом. Я чувствовала, как кровь сочится из тех мест, где только что были ее когти.

– Это я написала ей письмо, – сказала я. – После бабушкиной смерти. Попросила ее приехать помочь мне.

– Зачем?

– Я не знала, что делать.

Она выпустила мое лицо. Я прижала ладони к щекам, не зная, как остановить свою странную, неправильную кровь, как сделать так, чтобы она не стекала по моей шее, заливая одежду.

– Ты разрушила семью до основания, – сказала Лума.

Это меня разозлило.

– Нет, не я. Бабушка Персефона была немногим лучше. Смотри хотя бы, что она сделала с Артуром.

Услышав это имя, дедушка Миклош снова начал рычать.

– А что она сделала с Артуром?

– Она… – я поняла, что и сама не знаю. – Отец сказал, что она сделала его нашим слугой. Вроде как.

– Где папа? – требовательно спросила Лума. – Я сама у него спрошу.

– Он… мне кажется, он мертв.

– Ты лжешь!

Лума ударила кулаком в ствол дерева прямо у меня над головой. Ее облик исказился, лицо то расширялось, то снова сужалось, из человеческого становилось волчьим и наоборот. Тело так же быстро меняло форму; у меня возникло ощущение, будто я смотрю на вращающуюся дверь. Лума кидалась на землю, билась о деревья, скребла когтями землю, пытаясь не смотреть на меня. Я сидела, словно парализованная, пока не поняла: она изо всех сил пытается не позволить себе убить меня. Значит, она не хочет, чтобы я умерла. По крайней мере, пока.

– Лума, послушай меня, – сказала я. Она подняла на меня взгляд, но не перестала бить землю кулаками. – Grand-mère способна меня контролировать. Она может заставлять меня делать разные вещи. Но контролировать тебя она не в состоянии. Если будем действовать сообща, то, может быть, мы сумеем ее остановить. – Что-то пролетело мимо моего глаза, и я поняла, что это кровь капнула с моего лба. Я вытерла ее. – Прошу. Мне нужно, чтобы ты мне помогла.

– Нет, – сказала Лума. Она все еще плакала, приближаясь ко мне. – Ты меня не перехитришь. Больше нет. Моя сестра мертва. Ты теперь такая же, как она. А может, всегда была такой.

Ее челюсть начала удлиняться, и без того крупные зубы стали еще больше, и пасть, открывшись, сомкнулась на моей шее. Я зажмурилась. Пусть она закончит все это, подумала я. Мое тело расслабилось. Интересно, кролики чувствуют то же самое, когда она хватает их за горло? Как просто было бы вздохнуть и позволить ей меня прикончить. Но как же Рис, запертый наверху с grand-mère? А Маргарет, а мама? А дедушка, старый и больной, прячущийся в лесу? А как же Артур?

А как же я?

Мои глаза резко открылись.

– Дедушка, – сказала я. – Задержи Луму, пока я не уйду.

Он бросился на нее, сбил с ног, и два волка покатились по устланной сосновыми иголками земле. Я с трудом поднялась и побежала, сначала помогая себе руками, потом на двух ногах. Туфли я скинула. Сосновые иглы шуршали под моими ступнями.

Я выбежала из леса и помчалась по лужайке, размахивая руками. Мое сердце стучало, словно молот. До рассвета оставалось совсем немного. Позади меня Лума и дедушка дрались, но вскоре перестали. Я ушла, и теперь они оба бросились за мной в погоню. Я слышала звук их шагов: едва различимое, мягкое, словно шепот, постукивание лап, которое становилось громче по мере того, как они приближались ко мне. Лума с дедушкой обогнули меня так, что оказались между мной и домом, и теперь оттесняли меня в сторону утеса. Синхронно двигаясь, они настигали меня. Мне хотелось крикнуть дедушке, чтобы он прекратил, но я едва могла дышать. Я огляделась, едва не падая, в поисках хоть какого-то выхода. За моей спиной был утес, а дальше – только океан. Под утесом был берег. Но, если повезет, может, мне удастся допрыгнуть до воды.

Лума прыгнула на меня, но я оказалась быстрее, и она в последний момент остановилась, чтобы не упасть с края утеса. На мгновение мои ноги еще двигались, словно я пыталась бежать по воздуху. Посмотрев вниз, я поняла, что совершила ошибку. Берег был узким, но не настолько. Подо мной чернели острые скалы. Это смерть.

И тут, словно из ниоткуда, прилетели вороны.

Стремительным потоком они спикировали с предрассветного, исчерченного красными полосами неба и окутали меня черным одеялом. Птицы били меня тяжелыми крыльями, но смогли предотвратить падение, и я, скользя и перекатываясь, пыталась удержаться на этом вороньем ковре. Другие птицы сверху цеплялись за мой воротник, за волосы, кожу рук, пытаясь меня удержать. Мы стали подниматься выше, и, развернувшись в воздухе, я увидела grand-mère, шагавшую к нам по траве. Дедушка Миклош попытался зарычать на нее, но Лума рыкнула на него, и они оба скрылись среди деревьев, пока grand-mère не успела сказать что-то, что могло бы им помешать.