Сожженные девочки - С. Дж. Тюдор

И сюда кто-то идет.

Я слышу шаги. Кто-то медленно поднимается по лестнице. Подходит ближе и ближе. Меня охватывает паника. Я пытаюсь высвободиться, но тщетно. Я смотрю на ручку двери. Она медленно поворачивается. Дверь отворяется. Входит фигура в темной одежде. Что-то белое блестит на шее. В руке сверкает что-то острое и серебристое. Нож.

Я слышу, как фигура шепчет: «Sancte Michael Archangele, defende nos in proelio».

Святой Михаил, защити нас в битве.

Я умоляюще смотрю на него. Пожалуйста, не надо. Пожалуйста, отпустите меня. Фигура склоняется надо мной. В темноте я всматриваюсь ей в лицо, и меня охватывает ужас. Лица нет. Вместо него – масса извивающихся личинок…

Ааааа!

Я вскидываюсь и просыпаюсь, ощупывая постель. Я вся взмокла от пота и никак не могу прийти в себя. Перекатившись на бок, вижу часы. 5.33 утра. Натянув спортивные штаны, я спускаюсь вниз. Вместо того чтобы искать жестянку с табаком, я хватаю тяжелый железный ключ, открываю дверь и бреду по короткой тропинке к часовне. Солнце светлым диском серебрится сквозь подернувшую небо дымку. Теплый воздух гладит мои обнаженные руки. До меня доносится аромат жасмина, слабый запах компоста, сухой травы. Это тут же переносит меня в другое утро, много лет назад. Когда я стояла на обочине дороги испуганная, одинокая и не понимала, куда мне идти.

Полицейские сказали мне никого не пускать в часовню, но никто не сказал, что это касается и меня. Я поворачиваю ключ в замке и толкаю тяжелую дверь. Внутри приятная прохлада. Пройдя через неф, я сажусь на одну из скамей в конце прохода. Вход в склеп чернеет мрачной дырой в полу. По краю отверстия все еще натянута сигнальная лента. Я смотрю в темноту. Место упокоения Бенджамина Грейди. Как он здесь оказался? И кто об этом знал?

Скрывающий свои грехи не преуспеет, а признающий и оставляющий их найдет милость.

Я оборачиваюсь в сторону алтаря, склоняю голову и молюсь.

Спустя какое-то время ко мне возвращаются силы и спокойствие. Вера не является неисчерпаемым ресурсом. Она может иссякнуть. Даже священникам необходимо время от времени ее заряжать. Вскоре я встаю, осеняю себя крестом и покидаю часовню.

Я знаю, что мне делать.

Выражение «красивый, как на картинке», наверное, придумали для домика Раштонов. Теплого оттенка красные кирпичные стены сияют в лучах утреннего солнца. Опрятная соломенная крыша. Маленькие оконца со свинцовыми переплетами мерцают вспышками света, а вьющиеся растения взбираются по стенам, украшая дом цветами. С одной стороны он лепится к деревенской церкви Уорблерс-Грин, а по другую сторону журчит ручей, отделяя его от местного паба «Черная утка».

Я понимаю, почему Раштон любит это место. И почему он, возможно, готов на все, чтобы защитить свою комфортную жизнь здесь.

Когда он открывает дверь, я вижу, что его обычно веселое лицо нахмурено, и даже кудряшки опали. Мое появление его, похоже, совершенно не удивляет.

– Проходи, Клара только что ушла на прогулку.

Я вхожу вслед за ним в большую, ярко освещенную солнцем кухню в задней части дома. Высокие стеклянные двери открыты в просторный сад, изобилующий яркими цветами. Прохладный ветерок снаружи позволяет с облегчением вздохнуть, наслаждаясь передышкой от жары.

– Кофе?

– Нет, спасибо.

Он садится за стол напротив меня и криво улыбается.

– Предвидя твой вопрос – я уже разговаривал с полицией… и я должен перед тобой извиниться.

– Ты знал о склепе?

– Да. Но как я уже сообщил полиции, я понятия не имел об этом теле. Это, – он качает головой, – шокировало меня до глубины души.

– Когда ты узнал?

Он тяжело вздыхает.

– Преподобный Марш рассказал мне, когда я начал работать. Он объяснил, что они обнаружили склеп годом раньше, когда заменяли треснувшие плиты. Но они не обнародовали эту находку, потому что это повредило бы репутации семьи Харпер.

– Потому что их предки не были мучениками?

Он кивает.

– Тебе это может показаться странным, но в Чепел-Крофт это очень важно. Тут до сих пор уважают потомков мучеников. Те, у кого в роду их не было, считаются бедными родственниками.

– Разве правда не важнее, чем эго одной семьи?

– Я сказал преподобному Маршу почти то же самое. А он спросил, кто, по моему мнению, оплатил ремонт крыши часовни? Кто был спонсором церковного праздника? Кто платит за оборудование и материалы для детского клуба?

– Харперы.

Он кивает.

– Они каждый год делают внушительный взнос в фонд церкви. Чтобы сохранить историю.

– Значит, ты согласился скрывать этот факт?

Еще один глубокий вздох.

– Я согласился его не обнародовать.

Умалчивание – это все равно ложь. Но я тут же себя одергиваю. Не мне его судить.

– Кому еще об этом известно? – спрашиваю я.

– До недавнего времени знали только я, Аарон и Саймон Харпер. – Он умолкает. – Но затем историей часовни заинтересовался преподобный Флетчер.

– Он нашел экземпляр строительных чертежей?

– Да. Он был очень взволнован тем, что под часовней находится тайное подземелье. Однажды утром Аарон пришел в церковь и увидел, что он вскрыл половину пола и обнаружил древний вход.

– Что ты сделал?

– Ну, я попытался убедить его никому ничего не рассказывать. Но он считал, что склеп и гробы – это важное историческое открытие. Поэтому я попросил поговорить с ним Саймона Харпера. Что бы тот ни сказал, это, похоже, убедило Флетчера. Он согласился молчать, а в скором времени подал заявление об отставке.

– Вот так просто?

– Да. Я договорился со знакомым плиточником, чтобы он заложил вход в подземелье. Я думал, что на этом истории конец.

– А затем Флетчер покончил с собой?

– Увы, да.

– Ты все еще считаешь, что это было самоубийство?

– Конечно. – Он произносит это твердо, и в его голосе сквозит раздражение. – А ты всерьез думаешь, что кто-то мог убить его из-за склепа?

– Возможно, если этим людям было известно о его содержимом. Возможно, их беспокоило то, что он так близок к истине.

Раштон качает головой:

– Я знаю эту деревню. Этих людей. Никто из них не способен на убийство.

– Тело в склепе указывает на прямо противоположное. – Не дав ему времени возразить, я спрашиваю: – Как ты думаешь, Марш знал, что оно там?

– Полиция тоже меня об этом спрашивала, и я скажу тебе то, что уже сказал им. Марш был человеком чести. Он был глубоко религиозен. Зачем ему покрывать убийство?