Лукреция Борджиа - Сара Брэдфорд

Пять дней спустя она снова написала ему, поблагодарила за письмо, которое расценила как еще одно доказательство доброго его расположения. В числе тем, которые они обсудили, был, разумеется, и вопрос, связанный с судьбой Чезаре. Франческо пообещал отправить в Испанию посла. Лукреция страшно обрадовалась, потому что с этим человеком она могла передать два письма: одно королю Испании, другое — Чезаре. Она пользовалась любой возможностью, пускала в ход все средства, лишь бы добиться освобождения брата. Предложила Франческо, чтобы он тоже написал королю и другим «авторитетным людям королевства». Она надеялась вскоре вернуться в Феррару, так как в последние дни «обстановка там вроде бы наладилась».

В Ферраре, однако, дела шли не так хорошо, во всяком случае в том. что касалось семьи Эсте. После необычайно жаркого лета, чумы и голода очередной бедой стали раздоры и обострение конкуренции, способные утопить правящее семейство в темном омуте истории. Этот период получил название «Conglura» («Заговор»). Причина неприятностей коренилась в гордом, постоянно настроенном на соперничество характере Эсте. На этот раз раздоры начались из-за музыкантов. В числе музыкантов, любовно взращенных Эрколе (некоторым исполнителям присвоен был статус капелланов), служил некий дон Ринальдо. В 1504 году он работал на Джулио, самого музыкального из братьев Эсте, однако Ипполито хотел переманить его в свою капеллу. Когда в конце 1504 года Эрколе лежал при смерти, Ипполито пришел с предложением к дону Ринальдо, и тот согласился перейти в его хор. Затем дон Ринальдо пропал, и все решили, что он умер. На самом деле Ипполито увез его в Рокка Джессо, крепость, принадлежавшую Джованни Боярдо, графу Скандиано и племяннику знаменитого поэта Маттео Мария Боярдо, автору «Влюбленного Роланда».

В конце мая 1504 года Джулио, будучи не в силах успокоиться из-за поступка сводного брата-кардинала, обнаружил местонахождение дона Ринальдо. Не сказав о причине, он попросил Альберто Пио да Карпи и Энеа Фурлано по прозвищу Кабальеро дать ему вооруженных людей и стрелков (во всяком случае, так потом рассказывал Пио). Затем вместе с Ферранте поехал в местечко Ламе, что возле Карпи. Оттуда махнул в Рокка Джессо, забрал дона Ринальдо и вернулся с ним в Ферранте. Узнав, что произошло, Ипполито взбесился и пожаловался Альфонсо, пользуясь тем, что был на тот момент его правой рукой. Альфонсо приказал Джулио явиться к нему в Модену и исключил его из феррарского государства на основании того, что тот нанес оскорбление Боярдо. Ферранте тоже был вызван в Модену. Ему приказано было не выезжать из города, под арест его, правда, не взяли. По свидетельству историка Рикардо Баччелли, сделанного им в августе 1505 года, Лукреция попыталась стать посредницей и призвала Джулио и Ферранте отправить дона Ринальдо от греха подальше в крепость Кастельгранде. Альфонсо написал Лукреции суровое письмо, смысл которого сводился к тому, что незачем ей вмешиваться в это дело: Джулио сильно его обидел, а потому Альфонсо распорядился сослать его в поместье Бресчелло, где каждый день он должен будет являться в комиссариат и не отходить от места ссылки далее чем на две мили. «Мы хотим, чтобы наше решение Вы довели до сведения Никколо Бендидео, нашего секретаря. Пусть предупредит дона Джулио: он должен нам подчиниться. Если же он этого не сделает, знайте. Ваша Светлость, мы прибегнем к другим мерам». Лукреция более поделать ничего не могла, да и несчастный Джулио вынужден был смириться. Преданного Проспери, старинного приспешника Эсте, этот инцидент встревожил, о чем он и доложил Изабелле. Он был уверен, что дон Джулио не осмелится навредить брату-герцогу. Альфонсо и Ипполито, однако, на тот момент очень сдружились, к тому же один жил в Бельригуардо, а другой поблизости, в Вигонце. Виделись они каждый день, и такое единение было для Джулио неблагоприятно.

Изабелла делала все, что могла, старалась смягчить возникшие разногласия. Воспользовавшись рождением Александра, написала Альфонсо, и в этом письме она просила извинить Джулио ради счастливого события, говорила, что «брат не злонамеренно, а по недомыслию совершил ошибку. Сейчас не время, — продолжала она, — копить обиды, и я хочу напомнить об этом достопочтенному кардиналу». Франческо Гонзага тоже вступился за Джулио, и 24 сентября Ферранте написал ему из Реджо благодарственное письмо. Дель Форно (семья этого человека дружила с Альфонсо и Ипполито) рассказал ему об усилиях, которые прилагал Гонзага, заступаясь перед Альфонсо за дона Джулио. Приехав в Реджо, Ипполито попросил Франческо послать верного эмиссара, который бы официально положил конец вражде между ним и Джулио. Благодаря заступничеству Гонзага и согласно написанному 12 октября письму Проспери к Изабелле, Джулио освободили и позволили ему вернуться в Феррару. Проспери оптимистично добавил: «Полагаю, дело это закончено, прежде всего благодаря Вашему Сиятельству».

В этом случае желаемое он принимал за действительное. До завершения тяжбы было далеко: ненависть и соперничество между властным кардиналом и бесшабашным младшим его братом вылились в новый инцидент, не имевший ничего общего с певчими. Анджела Борджиа, по отзывам воздыхателей, была самой красивой и очаровательной, грациозной и элегантной дамой Лукреции. Ей исполнилось восемнадцать, и назрела необходимость замужества. В том же году, в марте, после визита Гонзага в Феррару, Лукреция написала маркизу: «После отъезда Вашего Сиятельства я разговаривала с подателем этого письма относительно донны Анджелы…» Возможно, что у Анджелы и Джулио начался роман, и зашел разговор о браке. На следующий год в письме от 18 января 1506 года Проспери доложил Изабелле, что Анджела Борджиа «родила на корабле», но точную дату этого события не указал, а роды, похоже, случились несколькими неделями раньше, чем он о том узнал. Анджела до сих пор оставалась незамужней, отец ребенка неизвестен, однако произошедшие вслед за тем трагические события указывали на того, кто мог бы им быть.

Лукреция вернулась в Феррару. Прошло немного времени, 3 ноября 1505 года в приятном расположении духа Джулио ехал по дороге, ведущей в Бельригуардо, как вдруг на него напали. Засаду подстроил Ипполито. Его слуги стащили Джулио с лошади и выкололи глаза. Официальная версия, которую Альфонсо в письме от 5 ноября сообщил Изабелле, гласила, что совершили это staffieri — стремянные конюхи — по собственной инициативе. «Возможно, они хотели угодить хозяину либо кто-то из них в свое время был обижен на дона Джулио…» В постскриптуме, однако, он сказал правду: Ипполито при всем этом присутствовал, он же и приказал устроить нападение: «Дон Джулио, как я и докладывал, встретил, возвращаясь с полей, достопочтенного кардинала, нашего брата. При кардинале были четверо staffieri Он им скомандовал: “Убейте этого человека, выколите ему глаза”». Надежды спасти левый глаз Джулио, похоже, не было, да и за правый его глаз никто не смог бы поручиться.

Альфонсо поступил неосторожно, сообщив Изабелле обе версии. На следующий день он написал Франческо и приказал ему постскриптум сжечь и разрешить огласить лишь официальную версию, согласно которой вся вина лежала на staffteri, а Ипполито оставался ни при чем.

То, что князь Возрождения доверил бумаге столь опасную информацию, служит доказательством шока, который испытывал Альфонсо. Он нуждался в поддержке семьи и близких людей. Поступок этот не вяжется с характером сдержанного и уравновешенного человека, умеющего скрывать свои чувства и намерения. Если бы одно из его писем попало в чужие руки — а за курьерами часто следили, — ему и его семье грозили бы страшные неприятности. Как бы то ни было, случай этот взволновал Италию, и официальному объяснению не поверили. Юлий II сгорал в Риме от любопытства и смущал Бельтрандо Костабили неудобными вопросами. Костабили написал Ипполито взволнованное письмо, в котором сообщил, что папе не терпится узнать причину нападения на дона Джулио. Он спрашивал у кардинала, что ему следует сказать. 14 ноября Костабили сообщил, что переслал папе письма Альфонсо и Ипполито, и понтифик заявил, что случай этот «совершенно возмутительный», после чего приказал отыскать и схватить преступников. (Человек, который в XIX веке перевел это письмо лорду Актону, не смог удержаться от комментария: «Потрясает наглость кардинала Ипполито, главного преступника: он отдал приказ убийцам, и все из-за того, что одна дама предпочла ему дона Джулио».) Пять дней спустя Костабили доложил Ипполито, что папа не верит в правдивость доложенного ему сообщения. «Он считает: то, что случилось, произошло совсем не так, как докладывала ему Ваша Светлость». Не стоит и говорить, что четверо преступников так никогда и не предстали перед судом. Ходили слухи, что они сбежали в Венгрию.