Работа легкой не бывает - Кикуко Цумура

которой были приданы бледно-радужные оттенки. На ставнях здания было написано: «СДОХНИ ОДИНОКО!»

Три дня подряд мы с господином Монага ходили по всей округе, от одного дома к другому, и меняли плакаты об экономии воды, высадке деревьев и безопасности на дорогах на плакаты «Больше никаких граффити!». Местные жители, знающие об инциденте с надписью, сочувствовали нам, а у тех, кто о нем не знал, оформление плаката пробуждало любопытство, и они подробно расспрашивали нас, что все это значит. И даже те, кто поначалу не проявлял особого желания вешать плакаты с граффити, считая, что они привлекут слишком много внимания организации «Одиночества больше нет!», меняли мнение после того, как мы перечисляли наших сторонников, ясно давая понять, что они запросто составят большинство.

Вдобавок значительную роль сыграл полицейский в форме, явившийся осмотреть место преступления. Несмотря на споры о том, может ли считаться доказательством банка с краской, которую я тайком вынесла из зала собраний, по-видимому, отпечатки пальцев на ней совпали с отпечатками на листовке, которую я получила от молодого человека в переулке. В полиции сказали также, что даже одного видео, снятого госпожой Тадокоро, хватило бы, чтобы подтвердить наши показания.

На этой неделе собрания «Одиночества больше нет!» отменили. Сотрудников этой организации больше не видели в городе, их зал собраний стоял запертым. Из-за пониженного атмосферного давления моросящий дождь шел все время, пока мы с господином Монага ходили по округе и меняли плакаты, так что госпожа Кохаси в виде вознаграждения за усердную службу зазывала меня на мате и сообщала, что теперь, в отсутствие встреч «Одиночества», госпожа Тогава каждый день приходит к ней и порой засиживается в гостях часами. А господин Тэруи как-то подошел и спросил, как нам удалось положить конец встречам «Одиночества». Но этим негативная реакция на наши действия и исчерпывалась.

Примерно в то же время, когда большинство плакатов уже были заменены на «Больше никаких граффити!», полиция нагрянула в зал собраний «Одиночества больше нет!», но никого там не обнаружила. Никто не отвечал на звонки и не обновлял посты в социальных сетях. По словам полицейских, им поступило несколько сообщений о подозрительной деятельности в других районах; по поводу обвинения в вандализме они намеревались просочиться в эту организацию и подробнее выяснить, что в ней происходит.

В тот день, когда мы закончили менять старые плакаты на новые с граффити, госпожа Тадокоро и госпожа Омаэ пригласили нас с господином Монага в «Фурара». Мы с госпожой Тадокоро заказали нюмэн с карри, а господин Монага и госпожа Омаэ предпочли в качестве добавок к нюмэну умэ и водоросли-вакамэ. По счету расплатилась госпожа Тадокоро, заявив, что только что получила зарплату, и хозяйка была так любезна, что посчитала сумму по расценкам для господина Монага.

– Я подумываю расстаться с мужем, – объявила госпожа Тадокоро, когда мы расселись за столом.

Дело не в том, что ее чувства к нему угасли, просто ей кажется, что неплохо было бы пожить отдельно и как следует подумать. Ни госпожа Омаэ, ни господин Монага, ни даже, разумеется, я не могли высказаться о том, хорошо это или плохо. Но после небольшой паузы госпожа Омаэ попросила:

– Если переедете, не теряйтесь, ладно? Давайте время от времени чаевничать вместе.

Госпожа Тадокоро кивнула и пообещала оставаться на связи.

Потом зазвонил телефон господина Монага, он извинился и отошел. И вернулся не сразу, то есть даже не попробовал десерт из тофу с миндалем, который хозяйка подала всем нам за счет заведения, заявив, что «это же праздник как-никак». Когда мы уже доели наши порции, господин Монага тихо приоткрыл дверь и сообщил:

– Извините, срочные дела, мне надо идти. Большое спасибо вам за все, – и он снова закрыл дверь.

Когда на следующий день я пришла на работу, ставни в офисе были опущены. Их полностью перекрасили, так что от граффити не осталось и следа.

К ставням была приклеена бумага для заметок с моим именем на ней и с сообщением от господина Монага: он благодарил меня за прекрасную работу, извинялся за то, что не попрощался как следует, сообщал дату перечисления моей зарплаты, а также извещал, что моя работа окончена, и желал удачи на следующей.

Я взялась за ручку ставен и попыталась поднять их, но они не поддались. Господин Монага всегда находился в офисе, настолько безотлучно, что я порой гадала, не живет ли он прямо здесь, так что ключей я не получала.

Некоторое время я стояла как вкопанная, тупо уставившись на здание передо мной. Было девять часов, утренний свет отражался от белых перламутровых плиток облицовки, и все здание мерцало и переливалось, словно мираж.

Легкая работа в хижине в большом лесу

– …А когда я пришла утром на работу, офис просто исчез!

– Ясно, – невозмутимо откликнулась госпожа Масакадо.

– Это может прозвучать странно, но мне казалось, что эта работа действительно подходит мне. Так что это был настоящий шок, понимаете?

– Да-да, понимаю. Господин Монага упомянул в отчете, что вы проделали прекрасную работу.

Госпожа Масакадо полистала бумаги в папке, внимательно вглядываясь в них.

– Да, он пишет, что вы предлагали ценные и свежие идеи и относились к своей работе чрезвычайно ответственно.

– Неужели я сделала что-то не так?

«Не опережай события, – посоветовала я себе мысленно. – Исчезновение господина Монага не может иметь никакого отношения к такой мелкой сошке, как ты».

– Нет-нет, вовсе нет! – Как я и ожидала, госпожа Масакадо слегка вытаращила глаза и склонила голову набок, словно не понимая, что я такое несу. – Просто его перевели на другую работу. По-видимому, понадобилась срочная замена.

– Замена?

– Да, у прежнего сотрудника обнаружилось умственное переутомление, он утратил работоспособность, так что господина Монага отправили на его место. – Переведя взгляд на бумаги в папке, госпожа Масакадо провела по соответствующей строчке пальцем. – У сотрудника, которого он заменил, один из членов семьи также попал в «Одиночества больше нет!», как и у самого господина Монага. Однако борьба с организацией, в которой член семьи играет активную роль, по-видимому, причиняла больше психологического ущерба, чем предполагалось.

Уставившись на правую руку госпожи Масакадо, лежащую на столе, я молчала. А-а, думала я. И поскольку не сумела придумать ответ содержательнее этого, то так и сказала: «А-а». И с чувством опустошенности, которое, наверное, не должна была испытывать, стиснула руки на коленях.

– У господина Монага они сначала забрали младшую