Инкогнито с Бродвея - Дарья Донцова

Федор вздохнул, сделав секундную паузу, я не успела вставить ни звука, не то что слова.

– Шеф, как вам мои новости? Вы все еще в шоке? Ладно, приходите в себя и слушайте дальше. Через пять лет после оформления временной опеки Олеся подала заявление на удочерение Фаины. К нему приложены: копия справки о смерти матери девочки, бумага из Главного управления лагерей, в которой указано, что Ленинид Тараканов отбывает срок, и написано, сколько у него ранее было ходок. Есть характеристика Олеси, справка о ее зарплате, жилищных условиях, и так далее. Замыкает собрание документ: «В связи со смертью родной матери, не принимавшей с рождения Фаины Таракановой никакого участия в воспитании ребенка, в связи с тем, что брак Ленинида Тараканова с его сожительницей не был зарегистрирован, а также в связи с асоциальностью личности заявленного отца и недоказуемостью его отцовства, разрешить О. Таракановой удочерить Ф. Тараканову». Лениниду об этом не сообщали, так как он юридически отцом не считался. На том конец истории. Я чуть не поседел, пока все это отрыл. Кстати! Думаю, при подготовке шоу с отцом и младшей дочерью сыграла роль их одинаковая фамилия и то, что в паспорте Фаины указано отчество «Леонидовна». Ах да, вот еще вопрос, который точно останется без ответа. Какого черта Олеся не сделала девочку Петровной, Николаевной или Ивановной? Зачем ей «Леонидовна» понадобилась?

У меня почему-то вспыхнули огнем уши. Генрих Петрович Каравайкин рассказал мне, что жена незадолго до кончины рассказала ему про свою родную дочку Фаину, которая умерла в монастыре почти сразу после рождения. И еще про сон, который привиделся Олесе, из-за него она якобы удочерила ребенка, подброшенного на порог Дома малютки. Так вот о каком вранье двоюродная сестра моего отца говорила священнику, вот что она соврала мужу. Фаина не была брошенкой, Олесе ее отдала моя непутевая мать. И понятно, по какой причине Леся терпела все выходки Фаи, – из-за своего сна. Считала, что дочь Ленинида – это ее вернувшаяся с того света девочка. Но по какой причине Олеся не открыла супругу все до конца? Зачем придумала историю со свертком на пороге приюта? Она стеснялась признаться, что у нее есть близкий родственник вор? Я никогда не узнаю правду.

– Босс, чего молчите? – впился мне в ухо голос Феди. – Думаю, не надо Виоле все это сообщать. На фига ей такая родственница, а? Во дела! Бабушка моя про такие обстоятельства говорила: «Никак колесо судьбы черти вертели». Шеф! Ау!

– Вдруг в анализе ошибка… – пробормотала я.

– Не, проверяли два раза. Вы же знаете Люсю, она аккуратная до смешного, – загудел Павлов. И осекся: – Ой! А с кем я говорю?

– С Вилкой, – тихо сказала я.

– Ну е-мое, не туда пальцем ткнул! – расстроился Федор. – Ты у меня вместе с шефом записана, контакт на Дмитриева, а ты под ним, ну и…

– Значит, Фаина моя родная сестра? – перебила его я.

– Ну… вроде… Но знаешь, иногда в лаборатории ошибаются, пробирки у них могли грязные быть, – понес чушь Павлов.

Я нажала на экран. Хм, грязные пробирки… Ишь ты! Давно подозревала, что Федя считает меня недалекой блондинкой, но все же надеялась, что не полной идиоткой. Телефон опять ожил.

– Это вы? – прошептал женский голос.

– А кого вам надо? – тоже почему-то понизив голос до шепота, спросила я.

– Аня беспокоит, медсестра, – догадалась представиться незнакомка. – Я нашла карточку дяди Коли, ключ нормально архив открыл. Но там пусто. Вернее, есть записи, которые делали наши врачи из пансиона «Приятное место». Анамнеза никакого. Очень странно, ведь обычно просят предоставить все…

– Спасибо, – остановила я девушку, – уже ничего не надо.

– Ладно, – обрадовалась Аня. – А деньги?

– Я заплатила вам, – напомнила я.

– Только аванс! – возмутилась собеседница. – Остальное обещали отдать, когда сведения получите.

– Но вы же ничего не добыли, – логично возразила я.

– Сфотографировала карточку, – повысила голос Аня, – не моя вина, что в ней отсутствуют данные. Когда расплатитесь? Если обманете, то…

Я быстро отсоединилась.

Мобильный звякнул – прилетело сообщение от Сазоновой: «Угодила в жуткую пробку, приеду через час, наверное».

Я выключила телефон, запихнула оглохшую и ослепшую трубку в сумку, быстро оделась и ринулась на парковку.

Через сорок пять минут, не затормозив ни в одном заторе, я очутилась в Шереметьеве. Подошла к кассе Аэрофлота и сказала:

– У меня многолетняя действующая шенгенская виза. Куда я могу улететь прямо сейчас? Как можно быстрее! Страна безразлична.

– Через минуту начнется посадка на рейс в Париж, – затараторила кассирша, – но там только бизнес-класс. В семнадцать – в Берлин. Чуть позднее Дубаи, Венгрия, Испания, Голландия. Тоже бизнес, эконом везде занят.

Я вынула кредитку.

– Франция подходит.

– Идите быстрей, – посоветовала девушка, вручая билет, – вам тут рядом, вон та стойка, слева от меня.

Я поспешила туда, где оформляли пассажиров.

– Багажа нет? – равнодушно поинтересовалась служащая.

– Нет, – ответила я.

Когда лайнер набрал высоту и стюардесса стала разносить обед, я отказалась от еды, свернулась клубочком в кресле и накрылась с головой пледом. Очень скоро я буду в Париже. При себе у меня нет ничего, даже зубной щетки, но ведь во Франции можно купить все необходимое, и гостиницу я найду, и поем где-нибудь. Главное, меня не отыщет Сазонова, ко мне с разговором о Фаине не примчится Степа, мне ни с кем не придется беседовать, потому что никто понятия не имеет, где я. Маргарита небось сейчас колотится в мою дверь, а Дмитриев скоро начнет нервничать. Но ему я из Парижа отправлю эсэмэску: «Скоро вернусь. Не беспокойся». Мне надо несколько дней провести в одиночестве, побродить в толпе, которая разговаривает на непонятном для меня языке.

Честно говоря, когда выяснилось, что Фаину удочерили и фамилия Тараканова досталась ей от приемной матери, я безмерно обрадовалась. Ура! Мы совершенно чужие друг другу! И вот теперь случился новый зигзаг. В придачу к папеньке-уголовнику у меня появилась сестра, врунья и аферистка. Мне нужно привести в порядок мысли и успокоиться. Пусть Степан сам разбирается с жадной медсестрой Аней и алчной Сазоновой.

Прошло несколько месяцев. Ленинид однажды приехал ко мне и начал ныть:

– Доча, пойми папку! Кто мне на старость деньжат подбросит? Нужно самому заработать. Неохота же в девяносто пять лет у метро с шапкой стоять. Мне надо постоянно сниматься, а чтобы режиссеры об актере помнили, требуется реклама. Чем чаще моя морда в телевизоре мелькает, тем больше шансов роль получить.

– Ты знал о своей двоюродной сестре Олесе Таракановой? – перебила я папашу.

– Угу, – кивнул тот. – На редкость противная бабень. Когда я первый раз сел, то письмо сеструхе написал, ерунду сущую попросил: пришли сигарет и карамелек. Сладкого хотелось до зарезу. И что в ответ получил? «Забудь мое имя, ты – отребье». Во припечатала! Больше фифу я не беспокоил. Нехороший она человек. Злой. Жадный. А с твоей родной матерью, козой тупой, она взахлеб дружила. Та у нее постоянно сидела, на меня жаловалась. Нальет коза Сашке дряни в уши, и она давай мне трезвонить: «Как ты к матери своего ребенка относишься? Почему денег не даешь?» Вот не хотел я воровать, а эти две бабы меня на преступление толкали. Из-за Сашкиного стона, что козе жрать нечего, я кошельки тырил и попался. Меня посадили, а они на свободе. Разве это честно? Кто подстрекатели? Сашка и коза!