Здесь все взрослые - Эмма Страуб

– Ты разве не видишь, что со мной она куда жестче? Чем с вами обоими? Помнишь случай, когда я задержался со Скотти, так она меня заставила спать на крылечке?

– Ничего такого не было, – возразила Портер.

– Было. Да, через час она вышла и пустила меня ночевать в своей комнате, но час я проторчал на крылечке. А когда отец умер, ты приходила домой из школы, и вы с Ники целую неделю спали в одной постели? А я оставался в своей комнате. – Эллиот отпил пива.

– Ты никогда не говорил, что хочешь спать с нами! – запротестовала Портер. – Мы должны были твои мысли читать?

– Ты так и не поняла. Еще поймешь. Кто знает, может, и я со своими детьми так поступаю. Ладно, сейчас они еще маленькие, авось не запомнят.

– Ничего кошмарного пока не вижу, – заметила Портер.

Ники включился в разговор и поцеловал брата и сестру в щеку.

– Джульетта приедет завтра, – сообщил он. От бороды и дыхания шел запах водорослей. – Будет Сесилии сюрприз. Пока не забыл – у меня к вам вопрос. Кто такая Барбара Бейкер? Мама сказала про нее раз шесть, а я ее вообще на фиг не помню.

– Она была замужем за Бобом Бейкером, помнишь такого? Он всегда возил платформу на празднике урожая. Вся штука, черт дери, в том, что все произошло прямо у мамы на глазах. Погибнуть запросто могла она. Я об этом постоянно думаю. – Эллиот снова отхлебнул пива.

Портер уже открыла рот – объяснить, что Барбара была своему мужу больше чем женой и оказалась крайне неудачной заменой их матери, но тут женщина лет тридцати в другом конце бара посмотрела на них с прищуром, который все трое тут же опознали.

– Ох, – пробормотал Ники.

Женщина слезла с табурета возле стойки и, пошатываясь, подошла к ним.

– Вы Джейк Джордж? – Фанатам фильма Ники сейчас было от тридцати до сорока, они по уши увязли в поисках жизненного пути, до сих пор балдели от своих подростковых пристрастий, каких-то парусов надежды на настоящую любовь. Сесилия поведала Портер, что кое-кто из ее одноклассников этот фильм видел, даже что-то из него цитировал – строчки, которые сейчас звучали как расизм и сексизм в чистом виде. А ведь каких-нибудь двадцать лет назад они казались вполне приемлемыми и даже остроумными! Ники все это ужасало еще тогда, тем более сейчас, но как человек вежливый он протянул руку и сказал «да». Женщина взвизгнула от счастья и тут же обошла его со спины – сделать селфи. Ники, в принципе, не любил селфи, однако женщина попалась на диво проворная, при том, что явно пребывала под градусом, – и после вспышки он сразу же укрылся в своем углу за братом и сестрой. Когда ты не один, оно спокойнее.

Астрид подвезла Берди к ее парикмахерской, высадила и неторопливо покатила в своей большой и тяжелой машине дальше по дороге, которую лучи солнца сквозь густую листву сделали крапчатой. Октябрь в этих краях – самый шикарный месяц в году, летом не укрыться от жары, зимой все завалено снегом, а осень – просто прелесть. По этим улицам она спокойно может ехать с повязкой на глазах, если бы не пешеходы и собаки, мышечная память помнит каждый ухаб и поворот. Астрид проехала мимо «Спиро», бакалейного магазина, красного сарая «Счастливый Клэпхэм», мимо Ассоциации молодых христиан, мимо толстого паука «Херон медоуз», мимо вокзала, мимо дома Портер, мимо церкви, где Эллиот и Венди сочетались браком, мимо младшей школы, мимо старшей школы, шесть раз мимо развязки, пересекая город во всех направлениях. Ники написал ей, что он в городе и остановился на ночь у Портер, а утром заедет к ней. Приезд Ники заставил ее нервничать – он ведь не любит Клэпхэм, а может, он не любит ее. Когда родителей двое, вину за проблему с ребенком всегда можно переложить на другого, а когда ты одна, такой подушки безопасности нет. Астрид очень хотелось, чтобы их отношения были лучше, хотя все ее попытки их улучшить давали обратный результат. Раньше она старалась не ограничивать Ники, не ругала, когда он задерживался, как бывало с Эллиотом. Честно пыталась исправить свои ошибки! Только в семье все ох как не просто: вроде бы все хотят как лучше, а в итоге – полный провал. Любовью всего не вылечить, когда кто-то что-то недоговорил или ненароком кого-то обидел во время обычного разговора за обедом. Любовью не справиться с неправильно понятой эсэмэской или вспышкой гнева.

Астрид позвонила Ники и Джульетте по отдельности и объяснила, что произошло в школе Сесилии. В здешней школе. Она знала, что не уделяла своей бедной внучке должного внимания. Погибни Барбара раньше, она бы, возможно, и вообще отказалась бы принимать у себя Сесилию. Астрид была счастлива, что внучка приехала, Сесилию она любила. Проблема заключалась в Барбаре. Астрид как женщина, как человек оказалась не такой железной леди, какой выглядела в глазах своих детей, – вот в чем крылась проблема.

После рождения близнецов Ники попал в Клэпхэм впервые. Три года! Было время, три года казались Астрид вечностью, когда ее дети считали свой возраст, используя четверть и половину, потому что целый год воспринимался ими неисчислимым пространством, и в его начале они и представить не могли, что он закончится. А сейчас три года – как дни, в лучшем случае недели. Ники все равно остается ее ребенком, быстро ли бежит время или тянется медленно, большие охватывает промежутки или маленькие, когда Ники нет в стенах родного дома, для нее это трагедия. Только кому пожалуешься? Портер и Эллиот привыкли жить в харизматичной тени Ники, значит, им не пожалуешься, несправедливо. Расселла нет. Двое из ее троих детей живут на расстоянии пяти минут! Подругам тоже плакаться не станешь – их дети перебрались в Лос-Анджелес, Портленд или Чикаго, туда надо лететь самолетом, даже чтобы просто поговорить через сеть, надо договариваться заранее из-за разницы во времени, а без этих сеансов внуки вообще забудут, как выглядят их дедушки и бабушки. Джульетта и Сесилия приезжали погостить два или три раза в год, оставались на выходные, просто чтобы развлечься, сходить в местный зоопарк, поплавать в местном бассейне, когда от Бруклина уже хочется выть. Так что три года – не такой уж большой срок, нельзя сказать, что они отдалились друг от друга или, не дай бог, поссорились, просто Ники не любит сюда приезжать, ему хорошо с самим собой, он любит путешествовать. Когда появилась Сесилия, ездить в гости стало сложнее, Астрид понимала. До чего же, однако, матери хотелось любви своего взрослого сына!

Астрид сделала поворот и оказалась на улице, где живет Эллиот. Наверное, с самого начала она собиралась именно сюда. С детьми так – каждому нужно что-то свое. Одному – чтобы его обнимали и тискали, другому подайте свободное пространство и тишину. Астрид пыталась, честно пыталась дать каждому из своих детей то, что им хотелось, но преуспеть на этом поприще оказалось невозможно. Наверное, Эллиот еще не видел брата, и Астрид решила пригласить его на ужин – пусть к ней приедут все ее дети и внуки. Это же так просто – не в связи с праздником или какой-то годовщиной, когда в центре внимания кто-то один и все вертится вокруг него, а просто так, потому что все они живы, находятся рядом – это ли не чудо? С возрастом Астрид все лучше понимала: ее родители и ее дети – самые близкие ей люди, поколения скользят быстро, двадцать пять лет между ней и ее мамой и тридцать с чем-то лет между ней и ее детьми – пустяк, ведь еще живы жертвы Холокоста, который случился меньше чем за десять лет до ее рождения, а ее дети читали об этой трагедии в учебниках истории. Все пролетело в мгновение ока. Ее дети были детьми, а сейчас они – взрослые. Все они – взрослые, здесь и сейчас.