Мир чудес - Робертсон Дэвис

— Бога ради, забудьте вы об этом, — сказал Инджестри. — Я из своего опыта знаю, что такт может быть гораздо хуже самой варварской, но зато откровенной невежливости. И потом, мои воспоминания о пьесе не могут быть похожими на ваши. А мои неприятности носили главным образом личный характер.

— Тогда я продолжаю. Но вы в любой момент можете вмешаться. Не давайте мне уходить со стези фактов. Прервите меня, если в моих словах появится хоть малейший намек на оценочные суждения. Я не собираюсь делать вид, будто я беспристрастный историк.

— Валяйте, — сказал Инджестри. — Я буду сидеть тихо, как мышка. Обещаю.

— Как вам угодно. Итак… «Владетель Баллантрэ». Это была еще одна романтическая палочка-выручалочка Хозяина. Тоже по роману какого-то там…

— Роберта Луиса Стивенсона, — вполголоса сказал Инджестри, — хотя, если судить по тому, что происходило на сцене, догадаться об этом было невозможно. Ах уж эти инсценировки! Искромсают все, как мясники…

— Не суйтесь, Роли, — сказал Кингховн. — Вы же сказали, что будете помалкивать.

— Не могу судить, что это была за инсценировка, — сказал Магнус, — потому что роман не читал и, наверно, никогда не прочту. Но это была хорошая, крепкая, добротная мелодрама, и люди ходили на нее со дня первой постановки, а Хозяин сделал ее лет за тридцать до того времени, о котором я веду речь. Я вам говорил, что он был экспериментатором и новатором — в свое время. Так вот, если случалось, что он терял денежки на Метерлинке или на какой-нибудь новой вещице Стивена Филлипса,[139]то вытаскивал из запасников «Владетеля», и фунты снова появлялись на его банковском счете. Он мог отправиться на гастроли в Бирмингем, Манчестер, Ньюкасл, Глазго, Эдинбург или в любой другой большой провинциальный город, а в тех городах были большие театры — не чета этим лондонским спичечным коробкам, — которые заполнялись до отказа, когда давали «Владетеля». В особенности в Эдинбурге,[140]потому что там, казалось, рассматривали пьесу как свою собственность. Макгрегор как-то сказал мне: «Хозяин на „Владетеле“ заработал немалые денежки». И если вы видели его в этой роли, то понимали почему. Она была словно создана специально для него.

— Так оно и было, — сказал Инджестри. — Создана для него из костей и крови бедняги Стивенсона. Я не большой поклонник Стивенсона, но он этого не заслужил.

— Как вы понимаете, «Владетель» был из тех пьес, что пробуждает сильные чувства, — продолжил Магнус. — Сам я его никогда не читал, потому что Макгрегор не выпускал из рук режиссерский экземпляр сценария и лично отдавал все распоряжения, если кому-то требовалась подсказка, хотя таких недотеп почти не было. Но я ведь присутствовал на репетициях, а потому знал, о чем эта пьеса.

Сюжет был интересный, содержательный. Дело происходило в Шотландии в середине восемнадцатого века. В то время там была какая-то смута. Подробностей я не знаю, но если в общих чертах, то шотландские бароны разделились на сторонников принца Чарли и короля Англии.[141]

Главные действующие лица принадлежат семейству Дьюри: у старого лорда Дэррисдира два сына — первенец, который носит титул Владетеля Баллантрэ, и младший сын — просто мистер Генри Дьюри. Старый лорд идет на трусливый компромисс: когда начинается смута, он посылает Владетеля сражаться за принца Чарли, а мистера Генри, сохраняющего верность королю Георгу, оставляет дома. При этом семья оказывается в беспроигрышном положении, кто бы ни взял верх.

Владетель — сорвиголова, искатель приключений, авантюрист по характеру. Он становится английским шпионом в лагере принца Чарли. Мистер Генри склоняется к наукам и поэзии. Он остается дома и страдает по мисс Алисон Грэм. Старый лорд — ее опекун, а она, конечно же, влюблена в сорвиголову Владетеля. Когда приходит известие, что Владетель погиб, она соглашается выйти замуж за мистера Генри, считая, что ее долг — родить наследника Дэррисдира. Но, как с сочным шотландским акцентом объяснил мне Макгрегор, она не любит парня, ее сердце навсегда принадлежит Владетелю — живому или мертвому. Оказывается, однако, что Владетель жив — он из тех, кого так просто не убьешь. Он бежал с поля боя и стал пиратом; но не немытым грубияном, а шикарным капером[142]и шпионом. И вот, когда смута закончилась и принц Чарли потерпел поражение, Владетель возвращается домой, чтобы предъявить свои права на мисс Алисон, но обнаруживает, что она теперь миссис Генри и мать маленького наследника.

Владетель пытается увести мисс Алисон у мужа. Мистер Генри проявляет благородство и помалкивает о том, что Владетель во время войны был шпионом. «Кр-райне душещипательная ситуация», — сказал об этом Макгрегор. В результате — масса упреков со стороны Владетеля и столь же гордое молчание мистера Генри. И наконец, воистину хорошая сцена, из тех, что так ненавидит Роли, но обожала наша публика.

В своих странствиях Владетель обзавелся слугой-индийцем по имени Секундра Дасс, сведущим во всяких восточных тайнах, в которые так безоговорочно верят европейцы. Когда мистер Генри больше не в силах терпеть, он дерется с Владетелем и вроде бы убивает его. Но я вам уже говорил, что Владетель не из тех, кого легко убить. Он позволяет себя похоронить, проглотив собственный язык (этому он научился у Секундры Дасса) и, как говорится в пьесе, «ослабив в себе жизненный тонус до такой степени, чтобы в нем теплилась лишь малая искра жизни». Мистер Генри, которого мучает чувство вины, признается в своем преступлении жене и старому лорду и ведет их в рощу, где похоронено тело. Когда слуги откапывают труп, оказывается, что это и не труп вовсе, а живой Владетель, правда, в очень плохом состоянии. Трюк с глотанием языка прошел не так гладко, как он предполагал (а по-моему, он просто не учел холодного шотландского климата), и Владетелю хватает сил лишь на то, чтобы возопить: «Убийца — Генри. Лжец! Лжец!» — и рухнуть замертво, правда, уже после того, как мистер Генри пустит себе пулю в лоб. И тут, ко всеобщему удовлетворению, занавес падает.

Я пересказал вам все это не очень благоговейно, потому что чувствую воздействие непочтительных эманаций, исходящих от Роли. Наверно, то же самое испытывает медиум, когда среди публики находится скептик. Но заверяю вас: игра Хозяина могла поколебать и потрясти до глубины души любого скептика. Изюминка этой старинной вещицы, как ее видел Хозяин, состояла в том, что она давала ему роль из тех, которые в актерской среде назывались «двойняшками». Он, к огромному удовольствию публики, играл и Владетеля, и мистера Генри, а то, как тонко передавал он различия между двумя персонажами, вызывало огромный интерес к постановке.