Николай Хмурый. Западная война - Михаил Ланцов

– Видишь, мама, чем закончилось увлечение безобидной мистикой. В самом сердце Империи завелась нечисть. Частью я её проредил четверть века назад. Но там были обычные мерзавцы, потерявшие берега. Они попытались вернуть золотой век благословленного Александра и великолепной Екатерины, при которых высшая аристократия могла творить всё, что ей заблагорассудится. А Империя? А что Империя? Это всего лишь их личная кормушка. Проредил. Сгноил на каторжных работах. Но уроком это не стало. Наоборот. Народилось новое поколение мерзавцев, что пошли дальше и переплюнули своих предшественников. Это ведь удумать надо! Мда. И что мне с вами делать? Вы же, мерзавцы, не под меня копали. Император пришёл и ушёл. Всякое бывает. Вы на усладу своей чёрной души, под Империю копали.

– Это всё просто невероятно… – тихо произнесла Мария Фёдоровна, вставая и оглядываясь… – этого просто не может быть…

– Может, мама, может. Те кружки, что вызывали духов в твою молодость, нарастили мясо и перешли к качественно более продвинутому уровню бреда. Они пытались, опираясь на наработки различных шарлатанов, что называли себя магами и колдунами, призвать ангелов и демонов, дабы обрести – кто-то могущество, кто-то вечную молодость. И так далее. Но лично меня пугает не это. Лично меня пугает то, что все молчали. Словно так и надо. Ни одна сволочь ничего мне не сказала… ни ты, мама, ни ты, любимая.

– Ники…

– Что Ники?! – рявкнул Император, вставая. – Сердобольные больно? Вы ведь знали!

– Нет… нет…

– Но догадывались!

– Я знала только, что он каким-то оккультным кружком увлекается, – тихо-тихо произнесла Клеопатра. – Но что конкретно они там делают, он никогда не рассказывал.

– Я и этого не знала, – полностью сохранив самообладание, ответила Мария Фёдоровна.

– Чёрт! Проклятье! Два сына коту под хвост! Жёваный крот! Вы понимаете?! Если бы сразу мне сказали о том, что они чёрт-те чем занялись, это можно было бы исправить!

– Но это выглядело так безобидно! – пропищала Клеопатра.

– Безобидно было бы, если бы он учился и тренировался! А не всяким бредом занимался! Или ты не заметила, как с каждым годом он начинал всё хуже себя вести? Я опросил слуг. И чем больше опрашивал, тем гаже мне становилось. Ты что, этого не видела? Нет?

– Нет… – тихо произнесла она, повесив голову.

– Врёшь! Я знаю, что ты пыталась с ним говорить.

– Я не понимала, что происходит. Думала, что это юность голову ему кружит. Прости… я…

– Прости? И это всё? – тихо произнёс Император и перевёл взгляд на мать. Но та была хоть и бледна, но спокойна и пребывала в полном самообладании. Видимо, скандал её мобилизовал. – Выносить такой сор из избы нельзя. Если люди узнают, это будет конец репутации нашей семьи, на которую я потратил четверть века.

Тишина.

Николай Александрович посверлил взглядом виновников, поиграв желваками. После чего подошёл к окну и залип там, наблюдая за воронами, что сидели на крыше здания Главного штаба.

Никто не говорил ни слова.

– Ярослав, Святополк… – наконец после долгой паузы начал перечислять тех, кто был уличён в этих мистических игрищах сатанинского толка. – Вы лишаетесь всех прав, всех наград и всего имущества. Вы исключаетесь из Великой сотни.

– Папа! – воскликнул Ярослав, вскакивая.

– И должны будете решить здесь и сейчас свою будущую судьбу. Я предлагаю вам выбор: либо немедленная смерть, либо пожизненное послушание в ските особо строгого режима без права переписки и общения с кем-либо. Каждый будет сидеть в отдельной келье, без света, без разговоров, без переписки, без чтения, без каких-либо развлечений и потех. Но живой.

– ПАПА! – вскочил Святополк.

Но Николай Александрович посмотрел на них каменным, лишённым всяких эмоций лицом. Пугающим. И решительным.

– Прости! Прости! – завопили они хором, сквозь слёзы.

– Остальным – последнее предупреждение. Империя превыше всего – это не пустые слова. Я готов простить любое преступление, кроме попытки по дурости или злому умыслу разрушить Империю. Это – непростительно. Никому.

Произнёс и уставился на младшего сына, который хоть и был бледен, но держался. Почти как Мария Фёдоровна. Причём не жался ни к кому, а просто держался.

– Империя – превыше всего! – повторил Николай Александрович. – Всем, кроме осуждённых, покинуть помещение.

– Ники, – тихо произнесла Мария Фёдоровна, смотря на сына. Она даже не пошевелилась. В то время как остальные постарались убраться из этого зала как можно быстрее. Серафима даже подхватила Клеопатру за талию и постаралась увести. Она вполне недурно держалась, даже несмотря на возраст. Подобные кошмары в Запретном городе, видимо, были обычным делом. И психологически она была готова к такому повороту событий.

– Я не позволю никому судить своих родственников. И если я вынесу кому-либо из них смертный приговор, то мне его и исполнять. Так будет справедливо. Уходи.

– Ты уверен в том, что не ошибаешься? – тихо спросила Мария Фёдоровна. – Ещё не поздно проявить милосердие.

– Ты знаешь, что они творили. Ты знаешь, что они задумали. И ты просишь милосердия?

– Не важно, что сделали они. Важно, что сделаешь ты. Подумай, простят ли остальные?

Николай Александрович повернулся и взглянул ей в глаза.

– И ты тоже не простишь?

– Этих, – едва заметно кивнул на прочих родственников, осуждённых Императором, – прощу. Мне они никто. А Ярослав и Святополк – моя кровь. Каким бы дерьмом они ни были.

– Предлагаешь тебя тоже казнить?

– Как пожелаешь, – невозмутимо ответила Мария Фёдоровна, твёрдо, глядя сыну в глаза.

– Они насилуют и потрошат невинных людей на усладу своему больному воображению. Они бросаются на меня с оружием. Они угрожают ввергнуть Империю в пучину хаоса. А ты предлагаешь мне их понять и простить? Ты серьёзно?

– Не простить. Наказать. Но не так сурово.

– А как мне их наказывать? Ты видела, что они вытворяли? Видела фотографии тел тех девушек, которых они растерзали во время этих ритуалов? Это уже не люди. Это звери. Дикие, безумные животные. Я могу понять, когда убивают ради власти, наживы или из-за страха. Но этого понять не могу. Это просто какая-то психопатия. Безумство.

Мария Фёдоровна промолчала, не отводя взгляда.

– Что ты молчишь?

– Ты хочешь остаться один? Они все от тебя отвернутся. И закончишь как Павел. Ты ведь не хочешь выносить сор из избы. Народ и не узнает о том, от чего все в Зимнем дворце так мрут. Ты и так перегнул с оврагом. Слишком много крови. Ты настолько уверен в тех, кому поручил расследовать? Ты настолько уверен в тех, кто исполнял приговор?

– Я знаю, что дальше, свои же и раньше… меня грохнут в той роще, так будет им проще… – продекламировал Николай Александрович слова из песни Павла Пламенева.