Гарнизон не сдается в аренду - Евгений Костюченко

Гранцов был вынужден признать, что предводительница оказалась хитрее, чем он ожидал. Она не стала спорить с преступниками, не стала обострять отношения. И при этом сумела выиграть время. По крайней мере до десяти ноль-ноль.

— Отлично, — сказал он. — Ваши действия войдут в антитеррористический учебник. Как, на ваш взгляд, настроены преступники? Насколько они агрессивны? Можно ли вести с ними диалог?

— Нет, нельзя. Они нас не слушают. Вот у вас перед глазами наглядный пример их диалога. Человек попытался обратиться к их командиру, и его за это едва не убили. Но я бы не назвала это агрессивностью… — Она замолчала, подыскивая нужные слова. — В них читается тупое равнодушие. Когда мы видим человека с ножом в руках, это еще не говорит о его агрессивности. Этим ножом он может чистить картошку, например. Понимаете, что я имею в виду?

— Понимаю. Они спокойны. Словно чистят картошку, да?

— Да. Для них все происходящее — не событие. Не происшествие, а часть обыденного бытия.

По голосу Гранцов понял, что предводительница окончательно успокоилась. Ее размеренная изысканная речь и уверенный голос должны были так же успокаивающе подействовать и на Регину, и на всех, кто еще тут находился. В темноте он не видел лиц, но по разным звукам насчитал в парилке шестерых.

— Как они обращаются с вами? — спросил он. — Кроме одного с огнестрельным ранением, есть еще пострадавшие?

— Нас сразу отделили от остальных, — подал голос американец. — Но я видел, как они били дубинками одного нашего охранника. Видимо, он пытался оказать сопротивление.

— Не Сто Седьмой, случайно? — спросил Вадим.

— Мы не раскрываем статус наших работников перед посторонними, — сухо молвила Первая.

— Не так важно, кого они били, — сказал Гранцов. — Важно, что не убили. То есть преступники не настроены на крайние меры, понимаете? Если их не провоцировать, то никто не пострадает. Давайте так и будем строить наше поведение, договорились? Ведите себя спокойно, естественно. Пытайтесь заговаривать с ними на отвлеченные темы. Никаких конфликтов с преступниками. Ваша задача — спокойно дожить до момента освобождения. Если будет штурм, всем лежать и не шевелиться.

— Если будет? А если не будет? — спросила Восьмая. — Думаете, нас могут освободить и без штурма?

— Конечно. Например, если захватчики получат выкуп раньше, чем база будет блокирована. Тогда они отсюда испарятся, и для вас все будет кончено.

«Да, для вас все кончится, — подумал он, — а для Ежика только начнется. Наверно, он рассчитывает получить из этого миллиона достаточно жирный кусок. Ведь ему придется все начинать заново. Менять документы, менять город, а то и страну. Неужто он рассчитывает отсидеться в Африке, в своем сафари-центре? Зачем он все это затеял? Что его не устраивало в прежней жизни? Только-только начал раскручивать легальное дело, так аппетитно подсчитывал будущие доходы… И вдруг вместо солидного грузоперевозчика стать отмороженным террористом?»

— Для нас все будет кончено… когда нас заставят… выпить морковный сок… с цианидом, — еле слышно выговорил американец. — Поторопитесь, Вадим Андреевич. Имейте в виду, если я умру, вы никогда не получите свои пятьсот долларов компенсации.

Вадим повернулся, пытаясь разглядеть в темноте лицо Регины.

— Регина Казимировна, вы готовы спасти своих пациентов? — спросил он.

— Если смогу…

— Тогда пошли. Снимай халат, — приказал он. — А то тебя издалека будет видно. Пошли, через десять минут ты будешь в безопасном месте.

— А другие? — спросила Регина.

— Они тоже будут в безопасном месте, но немного позже. Пошли, милая, времени не осталось на разговоры.

— Не обижайся. Но я так не могу.

Их пальцы сплелись в темноте, и Регина притянула его руку к своему лицу. Он почувствовал, как она целует его пальцы, и погладил ее скулы, мокрые от слез.

— Ты меня понимаешь? — спросила она.

— Да.

Да, он понимал ее. И ведь почти не надеялся получить от нее иной ответ. Она не бросит больных. И чтобы спасти Регину, ему придется выручать всю эту братию.

Он встал и протянул руку к каменке, нащупывая брюки. Они высохли только в поясе, и он с трудом натянул их.

— Ты уходишь?

— Ненадолго.

Зашуршала ткань халата, белое пятно выросло и приблизилось. Регина спустилась к нему и встала рядом. Ее горячие руки обвили его шею.

— Хорошо в темноте, — прошептала она. — Как в кино. Ты помнишь, как ходил в кино с девушками?

— Не было такого. Я всю жизнь смотрел кино в казарме, вместе с ротой.

— Ты неисправимый солдафон.

— Потому и выражаюсь прямо. Выходи за меня.

— Учти, у меня тяжелый характер.

— У меня тоже. Значит, ты согласна?

— Да.

— Спасибо тебе, — сказал Вадим Гранцов. — Кажется, у меня началась новая жизнь.

«У меня началась новая жизнь, — подумал он, — а у кого-то скоро кончится старая. Ничего не поделаешь, ребята. Вы знали, на что шли».

Он снова пристегнул к себе сверток с автоматом и сел над желобом, свесив ноги в люк.

— Не бойтесь. Постарайтесь выспаться, — сказал он. — Завтра у всех нас будет тяжелый день. То есть не завтра, а уже сегодня.

У костра на берегу сидели двое. Спрятавшись за перевернутой лодкой, Вадим видел их темные силуэты. Солнце еще не выглянуло из-за леса, и плотные низкие облака пока удерживали над землей ночную синеву. Еще полчаса, и станет светло, и надо успеть вернуться в колодец. Но Гранцову хотелось еще хоть немного разузнать о налетчиках, поэтому он и скрючился за лодкой, дрожа от холода в своей мокрой робе, и подслушивал, кося глазом на светлеющую полоску над черной стеной леса.

— Сначала машину куплю, — говорил один. — «Бомбу» пятой серии. Поеду на ней домой. Там продам, куплю дом. Отремонтирую, продам, куплю квартиру в центре. Буду сдавать, а сам поживу у мамаши. У нее трехкомнатная. Потом она умрет, буду сдавать трехкомнатную, а сам перееду в центр. А ты, Тайсон?

— В Анталию поеду. Там по кайфу. Спать пойдешь?

— Неохота. Пятая серия самая крутая, скажи?

— Ну.

— Андрюха говорит, желтая «Феррари» есть в отстойнике. Можно недорого взять. Но я отказался. На «Феррари» по нашим дорогам только и гонять, скажи? Раздолбаешь за неделю, потом хрен кому втюхаешь.

Он еще долго бубнил, ковыряя веткой в костре. Второй сидел, опустив голову на колени, и Гранцов уже решил, что он заснул. Пора уходить. Все равно от этих уродов не услышишь ничего толкового. Но бандит вдруг проговорил, не поднимая головы:

— Вот облом, что эта сучка откинулась. Могли бы подняться. А теперь — отсос.