Похожая на человека и удивительная - Наталия Терентьева

– Да, – неожиданно сказал Женя довольно спокойно. – Только когда дерутся честно. Если несколько человек бьют одного, это плохо.

– Тебя били в школе? – заинтересованно спросил Генка.

– Нет, не меня. У нас одну девочку приковали кандалами к батарее другие девочки и отбили ей почки.

– И сколько же лет этим девочкам?

– Я не знаю, – ответил Женя. – Они большие, пятиклассницы.

– А за что они ее били?

– Не знаю, – повторил Женя. – Наверно, она им не нравилась.

– И где же они взяли кандалы? – спросила я.

– У них отцы милиционеры. У нас много милицейских детей в школе.

– Хорошая школа, – проговорил Генка. – Но вообще это все в прошлом. Теперь у нас полиция. Моя полиция меня бережет. А номер школы у тебя какой?

Я укоризненно посмотрела на Генку и закрыла рукой Женин микрофон.

– Ты же не хочешь, Геник, чтобы и Жене отбили почки за то, что он позорит школу на всю Россию. А девочек тех выгнали?

– Нет, – ответил Женя. – У них же папы милиционеры, начальники. Директор их тоже боится.

– Ясен перец, – невесело засмеялся Генка. – А страну эту называют… Как ты сказала, Лика? Россия? Вот я и думаю, не мотануть ли мне туда, где не так страшно жить?

– В скит, что ли? К медведям и куницам?

– Да уж нет… Я бы выбрал какую-нибудь страну покультурнее, не медвежий угол.

– Например? – Я поняла, что тема драки как-то себя исчерпала, приняв такой странный оборот с выступлением Жени.

И ладно. Уезжать или не уезжать из России – это еще более животрепещущая тема, причем на все времена. Другое дело, что лишь небольшая часть людей всерьез думает на эту тему, в основном тех людей, чьи гены не несут никакой наследственной информации о том, как шелестели березки, как пели щеглы с соловьями, когда ты рождался в поле, и как сильно пахло полынью, ладаном и чем-то еще, странно знакомым, страшным, неотвратимым в сильно натопленной избе, когда ты умирал. Те люди, с другой генной памятью, без щеглов, полыни и ладана, живут в этой стране, если сейчас это удобно, и легко, без сожаления покидают ее, если жить в ней становится уж совсем невмоготу.

– Да чё там выпендриваться! – потянулся Генка. – Германия – она и есть Германия. Хорошая страна для проживания. Дойчлэнд, одним словом. У меня шесть одноклассников туда уехали, никто обратно не вернулся.

– А ты в спецшколе учился, Ген?

– Да, в английской, а что?

– Да ничего. Понятно. Это сложная тема – о составе русской нации – этнические русские, русскоговорящие, а также люди, по случаю живущие в России, и так далее. Давайте никого сейчас не обижать – ни уехавших, ни оставшихся, ни мечтающих расстаться с вынужденной и не самой справедливой и демократически устроенной родиной и лучше послушаем хорошую музыку.

– Ты бы предпочла что? – осклабился Генка. – Я про музыку, не про отъезд. Все равно ведь не скажешь. Проснемся однажды без тебя, а ты уже где-нибудь в Швеции за козьим молочком парным к соседу топаешь, в экологических шведских ботиночках, из переработанных целлофановых пакетов и мусора сделанных…

Я уже разгадала эту его довольно неприятную манерку улыбаться и говорить одновременно. Выглядит это ужасно, боковых зубов у Генки не хватает, все пивные мешочки на лице от улыбки неровно разъезжаются набок. Тем более что Генка чаще всего улыбается недобро. Но голос его при этом становится загадочным, приятным до невозможности – если на Генку не смотреть. Генка об этом знает и пользуется, имеет право – профессиональный прием.

– Я бы предпочла Дворжака или, к примеру, Пьяццоллу.

– Вот видите, дорогие радиослушатели, какой у нас с вами уровень развития! – заржал Генка. – А мы и не знаем таких слов! Мы люди простые, веселые, любим жизнь за ее радости и прелести, а вовсе не хотим тосковать под стонущие скрипки и бандоньоны заморские, гармошка то бишь по-нашему.

– Знаешь все-таки сложные слова, Геник, – вздохнула я. – Догадываешься, на чем играют музыку Пьяццоллы. А вот у нас сегодня и на самом деле блок классической музыки. Послушай и удивись вместе с нашими слушателями, насколько простой и веселой может быть классика.

– Ура! – подвел итог Генка и стянул наушники.

– Интересно? – спросила я Женю.

– Очень, – кивнул мальчик. – Можно мне попить?

Я с ужасом вспомнила, что Женя просил пить еще в «Детском мире», но мы уже не успевали ничего купить, и я пообещала напоить его на радио. И совершенно забыла об этом. Надо же, какой терпеливый ребенок.

– Конечно, извини, я забыла, – я пододвинула к нему бутылку с водой и стакан.

– А какой все-таки у тебя номер школы? – поинтересовался Генка.

– Ген, какая тебе разница? Ты же не пойдешь разбираться.

– Да уж спасибо – нет. Сам не знаю, какая разница. Чтобы детей в эту школу не отдать.

– А разве у тебя дети еще не школьники?

Генка как-то удивленно посмотрел на меня.

– Ну да, вроде школьники. Вообще, когда грозились, что ты придешь к нам, не обещали, что ты будешь такая зануда.

Не особо вслушиваясь в то, что продолжал говорить Генка, я быстро просмотрела сообщения в телефоне, которые пришли, пока был эфир.

Два от Герды: «А побыстрее нельзя?» и «Давай быстрей!!!» Крайне неприятно. Мне совсем не хотелось бы привезти Женю в какой-нибудь скандал.

Одно от Верочки: «Лика, ты про меня забыла?» Нет, не забыла, просто не до тебя, а так не должно быть. Ведь ввязалась уже, дала понять, что мне не все равно. Теперь любой шаг в сторону – практически предательство. А девочку и так все предают, все самые главные для нее люди.

Я быстро ответила Герде: «Да! Еду, но у меня эфир». И тут же получила от нее ответ: «Наплевать!» Ясно. Видать, и впрямь что-то очень срочное, вроде проигравшегося Люсика. Главное, чтобы он не проиграл Гердин дом, саму Герду и маленькую Лизу. Иначе я-то уж точно ничем помочь не смогу.

Верочке я тоже быстро написала: «Нет! Не забыла. Позвоню. Будь умницей!» И почувствовала, как мне самой стало приятно и тепло. Отчего? Наверно, я успела привязаться к девушке.

Конец эфира прошел неожиданно мирно. Генка даже шутил и ни разу не напоминал нашим слушателям, что его соведущая мечтает выйти замуж. Ох, как хорошо, что Генка не пронюхал о моей поездке в Калюкин, о моей неожиданной для самой себя влюбленности… Ведь так называется то, что со мной произошло?

Когда мы сели в машину с Женей после эфира, я спросила:

– Ты хочешь со мной дальше поехать?

– Да, – ответил Женя.

И даже не спросил куда. Значит, здесь лучше, чем под елкой или даже у соседа дяди Коли. Только вот не знаю, куда везу его сейчас, что там такое у Герды. Мне было немного не по себе от ее нервных призывов… – о чем? О помощи? Но я не знаю, о чем просила меня Герда. Может быть, ей просто было плохо? И поэтому она звала мало знакомую, пусть и внушившую ей доверие журналистку… Не очень сходится.