Одно слово стоит тысячи - Чжэньюнь Лю

— А пампушка-то невеличка.

У Сянсян, понимая его намек, отрезала:

— А по зубам ли тебе придется пампушка огромного размера?

Тогда клиент начинал в открытую пялиться на грудь У Сянсян:

— Да и не такая она белая, как вот эти пампушечки.

Тогда У Сянсян, известная во всем городе своей белой кожей, отвечала:

— Коли пришлось бы тебе отведать этих белых пампушечек, так звал бы меня сейчас маменькой.

В обычные дни в лавке семьи У стряпали пампушки, а по большим праздникам — еще и пирожки. В такие дни клиент мог заявить:

— Эге, а в пирожках и начинки-то нет.

Или:

— А в начинке-то и мясца нет.

У Сянсян, опять-таки понимая, на что он намекает, сплевывала на землю:

— Вот подсуну я тебе как-нибудь быка в пирожке, чтоб забодал тебя насмерть!

У нее был готов ответ на любую пошлость, она вставала в картинную позу и начинала ругаться так, что пройдохам от нее еще и доставалось. Народ вокруг хохотал. А поскольку все это оборачивалось шутками и говорилось не всерьез, У Моси тоже смеялся. Сам бы он так ответить не смог, поэтому даже восхищался, что жена, не в пример ему, такая бойкая на язык. Другими словами, пока У Сянсян жила с Цзян Ху, этот ее талант не проявлялся. Зато сейчас, когда она стала жить с У Моси, У Сянсян наконец-то стала сама собой. Если торговать выходила У Сянсян, пампушки распродавались в один момент. Казалось, что народ приходит не ради пампушек, а чтобы поглазеть, как бойко она отшивает приставучих клиентов. Если же торговать пампушками отправлялся У Моси, товар расходился медленно. И даже когда Ни Третий уже начинал отбивать ночные стражи, на дне корзинки еще что-то да оставалось. Видя, что торговля У Моси не удавалась, У Сянсян начинала ворчать. Если настроение у нее было хорошее, она устраивала маленький разнос, если же она была не в духе, то отрывалась по полной. С ее подачи создавалось ощущение, что за двадцать лет жизни У Моси не научился ни говорить, ни что-либо делать, и теперь ему приходилось всему учиться заново. Но он даже не знал, с чего ему начать. Если на человека все время ворчат, думал У Моси, если его постоянно гнобят, ему просто не продохнуть. С другой стороны, он признавал, что, оказавшись за порогом уездной управы, он как человек семейный теперь был сыт и одет, что по-всякому лучше, чем если бы он, как раньше, разносил воду. Да и куда бы он подался, решив избавиться от притеснений У Сянсян? Снова бы пришлось перед кем-то заискивать. А когда заискиваешь, можно весь язык истрепать, и это не от одного красноречия зависит. В общем, он перестал думать о других вариантах и поступал, как прежде: если во время споров с У Сянсян ему что-то приходило в голову, он отвечал, а если нет — отмалчивался. Да только в восьми из десяти случаев в голову ему ничего не приходило.

Дочь У Сянсян звали Цяолин. В тот год той исполнилось пять лет. Цяолин с детства росла такой шалуньей, что уже с годика за ней всегда требовалось кому-то присматривать. Чуть отвлечешься, а она в это время то стащит со стола и разобьет лампу, то начнет играть с огнем у печки; тут уж приходилось бежать за водой, пока она не спалила весь дом. Когда Цяолин было три года, она сильно заболела. Все началось банально: на Праздник середины осени она покушала лунных пряников, у нее заболел живот и начался понос. Цзян Ху и У Сянсян серьезного значения этому не придали и, не сильно заморачиваясь, дали ей несколько пилюль, добытых у какого-то шарлатана. Понос у дочери прошел, но начался жар. Делать нечего, пришлось Цзян Ху обратиться в приличное место. В Яньцзине на улице Бэйцзе семья Лао Ли держала аптеку под названием «Спасение мира», там работал врач традиционной китайской медицины Лао Мяо. После осмотра у Лао Мяо девочка приняла несколько порций традиционного снадобья, но жар не отступил, к тому же у нее повело шею. Тогда Цзян Ху нанял извозчика и повез ее в Синьсян, в лекарню под названием «Три вкуса». Там Цяолин приняла несколько порций другого традиционного снадобья. Жар у нее отступил, шея выправилась, но снова начался понос. Однако теперь это был не просто понос, из нее стали выходить паразиты. По размерам они были небольшие, с кунжутное зернышко, но за раз из нее выходило больше десяти таких «зернышек», которые еще и шевелились. Такое количество паразитов, живущих в животе, казалось просто немыслимым. Каждый день Цяолин вопила, хватаясь за животик, а спустя месяц превратилась в ходячий скелет. Тогда Цзян Ху снова нанял извозчика и повез ее в Кайфэн, в лекарню под названием «Кувшин травника». Там она тоже приняла несколько порций предложенного снадобья. Паразиты наконец отступили, но на лице появилась сыпь. Тогда Цзян Ху снова нанял извозчика и повез дочку в Цзисянь, в лекарню «Возвращение к жизни». Они обращались туда три раза, Цяолин выпила более двадцати порций тамошнего снадобья, после чего сыпь на лице стала понемногу исчезать, девочка начала поправляться и приняла наконец человеческий облик.

На лечение этой болезни ушло целых полгода, при этом семья объездила, наверное, все лекарни в округе. Казалось бы, все началось с какого-то поноса, а переросло в настоящую проблему. Небрежное лечение привело к тому, что в результате родителям пришлось потратить в несколько десятков раз больше времени и денег. Но еще больше их удручало то, что, когда Цяолин выздоровела, на нее напал какой-то страх. Раньше она чего только не вытворяла, а теперь вдруг оробела. Однако ее робость была несколько странной. Обычно робеют, когда видят что-то страшное, а Цяолин робела, только выходя за ворота, дома с ней все было в порядке. Она боялась, когда на улице начинало темнеть; если намечалось какое-то веселье, то она, в отличие от других детей, тут же бежала домой; если ее обижали ребята, никогда не давала сдачи и тут же начинала плакать. Зато дома ее словно подменяли: она, как и прежде, баловалась с огнем, а еще осмеливалась дерзить матери. У Сянсян скажет слово, а та ей двадцать. В общем, жили они с ней как кошка с собакой. А вот темноты Цяолин боялась и дома. Пока У Сянсян не женила на себе У Моси, дочь спала с ней. Когда же к ним переехал У Моси, Цяолин пришлось спать одной; тогда она стала на всю ночь оставлять гореть лампу. Такое пугливое поведение дочери, которая при этом осмеливалась на нее гавкать, раздражало У Сянсян, поэтому она ее недолюбливала. Когда к ним переехал У Моси, по первости муж У Сянсян и Цяолин не общались. Но, обзнакомившись, они вдруг между собой поладили, при этом они оба оказались домоседами. Не умея найти общий язык с У Сянсян, У Моси находил его с Цяолин. Цяолин, которая дерзила У Сянсян, никогда не дерзила У Моси. Да и к чему дерзить, если можно договориться?

Для стряпни пампушек их семья закупала пшеничную муку. Раз в десять дней У Моси отправлялся за мукой на мельницу к Лао Баю в деревеньку Байцзячжуан, что находилась от них в сорока ли. В городе тоже была мельница, но один цзинь муки с мельницы Лао Бая из Байцзячжуана обходился на два процента дешевле по сравнению с городской. Качество муки везде было одинаковым, а вот разница в два процента за один цзинь означала, что, покупая за раз две тысячи цзиней, можно было сэкономить больше четырех юаней. А четыре юаня — это деньги, которые они зарабатывали за целый день торговли пампушками. Поэтому и стоило раз в десять дней ездить за мукой в деревню Байцзячжуан. Путь в сорок ли до деревни и столько же обратно составлял восемьдесят ли. Запряженному в телегу ослу на все это требовался целый день. Если У Моси уезжал в деревеньку Байцзячжуан, ему не нужно было идти торговать на центральный перекресток. В эти поездки за мукой вместе с У Моси любила отправляться Цяолин. У Моси, который в общении с другими обычно терялся, с Цяолин, напротив, всегда был разговорчив. Погоняя ослика, они шли и болтали. У Моси спрашивал: