Дневники Клеопатры. Восхождение царицы - Маргарет Джордж

— Пожалуйста, избавь меня от подробностей. Мне они неприятны.

— Просто он тебе не нравится.

— Да. И никогда не понравится.

— Честный ответ.

— Я рад, что ты оценила. Теперь… что бы ты хотела знать? Сдается мне, тебе не нужны мои советы!

— Ты обучался у лучших врачей Александрии, твои познания безупречны. Можешь ты узнать заранее день родов?

— Нет. Только приблизительно. Точная дата зависит от многих условий.

Он подошел ко мне, мягко положил руку на мой живот и стал осторожно прощупывать его со всех сторон.

— Когда ты в первый раз почувствовала, что он шевелится? Обычно роды происходят примерно сто пятьдесят дней спустя после этого.

Я помнила точно. Это произошло, когда огромный камень, выпущенный из катапульты, перелетел через стену и с жутким звуком угодил в колодец. Тогда я почувствовала толчок в животе и сначала решила, что это от испуга. Но когда толчок повторился несколько часов спустя, уже в тишине, стало ясно, что дело в другом. Это было как раз перед получением известия по появлении Митридата на восточных рубежах страны.

— В конце февраля, — сказала я.

— Значит, он появится в конце квинтилия, в следующем месяце.

— Квинтилий! В том же месяце родился и сам Цезарь! Какое благоприятное предзнаменование!

— Надо думать, великий полководец обрадуется, — пробормотал Олимпий без малейшего энтузиазма.

— Конечно, он будет в восторге, — ответила я без малейшего сомнения. — Выходит, у меня еще примерно тридцать дней? Думаю, времени довольно, чтобы подготовиться как следует. Надеюсь, ты найдешь для меня хороших повитух? Только не невежественных старух с предрассудками, а толковых молодых женщин, знающих свое дело.

— А как насчет женщин из твоей свиты?

— Ну они, конечно, останутся при мне до конца, но тут нужны женщины с опытом, а не девственницы вроде Хармионы и Ирас.

Олимпий выкатил глаза.

— Хармиона — девственница? Ее голос… по сравнению с ним даже голос Елены Троянской показался бы унылым.

Да, ее голос звучал чувственно и соблазнительно.

— Насчет голоса ты прав. Тем не менее она еще невинна.

— Если и так, то ненадолго. Да и едва ли, если служанка следует примеру госпожи.

— А даже если и следует, что с того? Разве закон требует, чтобы при царице непременно состояла девственница? У нас здесь не Рим, весталок нет.

— Да, мы греки, а жители Востока более реалистичны. Только римляне могут придавать девственности такое значение, что обязывают весталок охранять ее под страхом смерти. При этом они выбирают себе такого вождя, как Юлий Цезарь! Мне понравилось, как при разводе со своей третьей женой Помпеей он сказал: «Жена Цезаря вне подозрений». Как насчет жен его друзей, которым он уделял внимание всякий раз, когда бывал в Риме?

— Думаю, тебе следует остановиться, пока ты не сболтнул лишнего. Ведь сказанного не вернешь.

Значит, Цезарю суждено встать между нами! Знакомая история. Правители всегда утверждают, будто хотят, чтобы друзья относились к ним по-дружески, но они готовы выслушивать лишь то, что им нравится. В противном случае мгновенно вспоминают о своем сане.

— Дело не в моем сане, а в естественном нежелании женщины внимать злословию про отца ее ребенка. Я не хочу унижать его, выслушивая эти слова, или себя, размышляя об этом, или тебя, позволяя тебе говорить в таком тоне.

— Ага, значит, ты хочешь замалчивать истину? — с вызовом спросил он.

— Нет, но и выпячивать ее тоже не хочу. Олимпий, поверь, я ценю твою дружбу и считаю, что иметь такого друга — благословение для правительницы. Однако ведь ты не думаешь, будто открыл мне нечто новое? Я и без тебя знаю, что у Цезаря… было много женщин. Насчет его прошлого я не обольщаюсь, но терзаться по этому поводу не вижу смысла. Меня интересует наше будущее, а не былое.

— Будущее вырастает из прошлого, и прошлое позволяет его предвидеть, — упрямо проворчал он.

— Не всегда, — возразила я. — Я смотрю в грядущее с надеждой и ожидаю лучшего.

На следующее утро, очень рано, я подготовилась к посещению великого святилища Исиды у холма Серапиона. Явиться к ней я решила как обычная просительница, ибо Исида — защитница всех женщин, а я искала ее благословения и помощи именно как женщина, а не как царица. Ведь рожать мне предстоит так же, как и всем, и мой ребенок появится на свет тем же способом, что у любой из моих подданных. Я любила мужчину, который подвергал себя опасности в дальних краях, но разве это не роднило меня с женой каждого солдата или моряка? Вот почему, о Исида, моя мать, я пришла к тебе за помощью и надеждой, как самая покорная из паломниц.

Не желая быть узнанной, я облачилась в скромное темно-синее полотно. Просторный плащ скрывал фигуру, на голову надвинут капюшон, на лицо опущена вуаль. В руках я держала круглый каменный сосуд с козьим молоком — ритуальное подношение богине.

Солнце только поднималось, когда я сошла с носилок у подножия холма Серапиона и медленно поднялась по ступенькам. Подъем в моем положении дался нелегко, я запыхалась, но когда добралась до вершины холма, меня вознаградил великолепный вид утреннего моря и всей Александрии, сияющей золотом в рассветных лучах. За мной на почтительном расстоянии шла Ирас.

Я надеялась, что успела вовремя. Врата храма уже открыли, и я, вдыхая густую сладость благовоний, остановилась при входе, дабы совершить очистительный ритуал омовения лица и рук водой из бронзового сосуда. Уже направившись к алтарю Исиды в глубине огромного храма, дальние края которого утопали в тени, я увидела, что жрецы в белых облачениях начали разбрызгивать у входа священную воду Нила. За ними шеренгой шествовали послушники, распевая утренние гимны.

— Пробудись, о Владычица Обеих Земель Египта, Повелительница Небес, Госпожа Дома Жизни…

Низкие и звучные тона голосов возвышались и опадали, как сам Нил. Бритые головы жрецов и послушников отсвечивали в полумраке, подобно гладким белым камням. Покачиваясь в такт песнопению, они медленно подошли к пьедесталу, где стояла покрытая вуалью статуя Исиды, и простерлись ниц у ее подножия.

Потом главный жрец поднялся на ноги, приблизился к изваянию, осторожно сдвинул покрывало, надел на шею богини ожерелье из золота и бирюзы, а на голову водрузил головной убор с перьями грифа.

Твои изваяния, о Исида, невозможно спутать со статуями других богинь, ибо ты всегда держишь в одной руке разновидность бубна — систр, а в другой — кувшин с узким носиком, наполненный водой из Нила. Все детали твоего наряда особенные, имеющие мистический смысл. Кроме того, чело твое венчает кобра, под ногами распростерт крокодил, а лицо сияет лучезарной улыбкой, символизирующей безграничную любовь, которую ты испытываешь к нам.

Долгое время все молча стояли на коленях, а потом женщины, бия себя в грудь, принялись громко стенать и причитать. В ходе ритуала, именуемого «плачем Исиды», они изливали перед тобой свои несчастья и невзгоды — жаловались на дурных мужей, неблагодарных сыновей, бунтующих дочерей, на боль в коленях, на печи, не пропекавшие хлеб, на мышей, опустошающих кладовые. На страшные горести и досадные мелочи, в надежде, что ты поможешь всем и во всем. Одна за другой они подползали вперед и оставляли свои приношения у твоих ног: хлеб, кувшины с медом, цветочные гирлянды. Я последовала их примеру и поднесла молоко.