Псалом бурь и тишины - Розанна А. Браун

Девушки закончили вплетать цветы в ее волосы и отступили, чтобы полюбоваться своей работой.

– Вы выглядите восхитительно, принцесса. На вас невозможно смотреть – такая вы красивая, – сказала Элинам и подала Карине зеркало из полированного серебра.

Так оно, в общем-то, и было. Вьющиеся локоны Карины были заплетены в десятки косичек, которые ниже сплетались воедино и образовывали гигантскую свободно лежавшую косу, доходившую до щиколоток. По всей длине волосы были украшены стеклянными бусами, раковинами, цветами и золотыми нитями. Карина подумала, что с такой прической она похожа на Великую Мать, какой ее изображают на фресках и в скульптурах.

Карина глядела на свое отражение.

Еще с такими волосами, как оказалось, она похожа на собственную мать.

Она позабыла ответить на комплимент Элинам, и лица девушек вытянулись от огорчения.

– Вам не нравится?

Карина стряхнула с себя ощущение, что в зеркале отражается совсем не она, и наградила девушек долгожданной улыбкой.

– Ваша работа божественна. Мне трудно представить, что кто-либо смог бы превзойти вас в этом деле.

Все четверо, казалось, готовы лишиться чувств от удовольствия. Обернув вокруг ее талии последнюю нить красных и золотых бусин, они удалились. Оставшись в одиночестве впервые за последние дни, Карина, перестав улыбаться, пошарила в заплечном мешке и вытащила оттуда два завернутых в непромокаемую ткань предмета.

Первым из них была треугольная костяная пластина размером с половину ладони. Ее украшали символы всех семи богов-покровителей, а также бабочка – символ Великой Матери. Положив пластину на низкий столик, Карина коснулась пальцем ее центра, и пластина налилась теплом и стала поворачиваться, словно компас. Она остановилась, когда один из ее углов – он был немного острее остальных – указал на северо-запад, в направлении Эшранских гор.

И, что важнее, – в направлении Убежища.

Это был ключ к Доро-Лекке, где она обретет силу, которой хватит, чтобы остановить Фарида и предотвратить дальнейшие бедствия, подобные тому, что едва не уничтожило Балото. В теории она сейчас должна торжествовать.

Но она ничего не чувствовала – ни сейчас, ни тогда, когда, вернувшись в дьявольскую кухню Мааме Коготки, она нашла ключ плавающим на поверхности густой жидкости в котле, где та сварилась заживо.

Когда твои замечательные предки построили себе Убежище, они решили, что им нужен особый способ защитить его от чужаков. Тогда я была еще маленькая и глупая. Они обманом выманили меня из мира духов, вложили в меня ключ и оставили здесь.

Карина развернула второй предмет. Цепочки головного украшения Мааме Коготки мелодично зазвякали в ее руке. Чем дольше она размышляла о том, каким образом древним завенджи удалось заставить демоницу исполнять роль хранительницы Доро-Лекке, тем сильнее болела у нее голова. Она никак не могла сопоставить чудовище, с которым она боролась, с ребенком, обманутым завенджи, – но то, что она не могла себе этого представить, не означало, что этого не было.

Послышались шаги. Карина уже хотела крикнуть, что хочет хоть немного побыть одна и чтобы ее оставили в покое, но это оказались Каракал, Афуа и Ифе. Они гурьбой ввалились в дверь Карининой комнаты.

– Радостно видеть, что у Великой Спасительницы Балото нашлась минутка и для нас, ее смиренных слуг. – Каракал плюхнулся на диван напротив нее. В его словах, хоть и ожидаемо ироничных, не было его обычной язвительности. Хотя Ифе обещал, что яд Мааме не даст никаких последствий, бывший Страж восстанавливался после него дольше и тяжелее, чем Карина и Афуа. Карина покачала головой из стороны в сторону – волосы до пят это, конечно, прекрасно, но шея от них ужасно уставала.

– А что я, по-твоему, должна была сделать – отказаться от украшения моей персоны ценными самоцветами? – Когда Каракал не отреагировал на ее шутку, она бросила на него обеспокоенный взгляд. – Как ты себя чувствуешь?

– Лучше. Ифе говорит, что к утру я уже достаточно окрепну для того, чтобы продолжить путь.

– Но в будущем тебе следует избегать ядовитых укусов демониц, – сказал Ифе. – Они отрицательно влияют на нервную систему, не говоря уже о мышечных спазмах и вреде для жизненно важных внутренних органов.

– Я понимаю, Ифе. Спасибо.

Ифе был единственным участником их маленькой группы, кто не понес никакого урона от встречи с Мааме Коготки. Глядя на него сейчас, Карина едва могла поверить в то, что этот худой паренек на самом деле сильный маг. Он не меньше нее заслуживал восхищения жителей Балото, потому что без него она сейчас была бы вареным мясом в котле.

– Когда ты собирался рассказать мне, что ты завенджи? – спросила она.

– Строго говоря, я тебе этого не рассказывал. Ты просто увидела, как я применяю магию. Ты ведь понимаешь, что это не одно и то же?

Она вспомнила о своем пробуждении после второго сна, в котором присутствовал Малик, и как Ифе почувствовал ее состояние, просто взяв ее за руку.

– Ты использовал свои силы на следующий день после того, как мы покинули Тиру.

– Так и есть. Тогда я узнал, что в пятилетнем возрасте ты сломала ключицу, что твоя левая стопа примерно на треть дюйма меньше правой, что у тебя намечается довольно длительная задержка месячных. Но не волнуйся, ты не беременна, – добавил он, взглянув на ее ошарашенное лицо. – Это из-за нервного напряжения. Про беременность я бы тебе сразу сказал.

По тому, каким будничным тоном Ифе сообщал Карине сведения о ее организме, было видно, что он не считает свои способности чем-то необычным.

– Почему ты никогда не говорил, что умеешь это делать? Я понимаю, зачем нужно скрывать это от обычных людей, но зачем таиться от других завенджи?

– Я знал, – вмешался Каракал.

– Я предполагала, – добавила Афуа.

Карина вздохнула.

– Хорошо. Почему ты мне не рассказал?

Ифе стал обрывать нитки с рукава своей куртки. Не глядя на нее, он сказал:

– Я не понимаю людей. Никогда не понимал. А они не понимают меня. В этом нет ничего страшного. Кое-что я улавливаю. Например, я знаю, как устроены истории. Истории создаются по схеме. В них есть начало, середина, конец. Все на своем месте, и все имеет смысл. Мне удалось привыкнуть к тому, что не все в жизни имеет смысл, однако другим людям не нравится то, чего они не понимают. Они не любят, когда ты можешь делать непонятные вещи или когда им кажется странным твой пол, или лицо, или еще что-нибудь, на что ты не можешь повлиять. Раньше я рассказывал людям о себе. Потом перестал.

Рожденный под знаком Луны завенджи неосознанно коснулся