Как много знают женщины. Повести, рассказы, сказки, пьесы - Людмила Петрушевская

– Это плохо кончится, – кричит в исступлении старый профессор, классик в своем роде, которого ценят повсюду в мире кроме собственного дома. Его ценят, ему вручили премию, которую бравая научная молодежь назвала «посмертной», намекая на то, что ученого уже нет на горизонте.

Но нужда его гонит, гонит, гонит, он пишет талантливые воспоминания, он делает книгу собственных шахматных композиций, он, наконец, ездит с лекциями в университеты мира, где еще остались сидеть его бывшие аспирантки, теперь уже пожилые профессорши. Они-то, находясь в пенсионном состоянии, и приглашают его, подозревая старого красавца в нищете. Платят ему грошики, но он живет у них в домах, выходит подтянутый к обеду, за ним ухаживают, он оживляется, забывает все на свете, он блистает как молния внезапными озарениями мысли, его всегда и везде обожают, точка.

И дома его ждут не дождутся взволнованная жена и занятой сын-беглец. Нужны деньги. Профессор не тратит на себя ничего, все приносит в клюве домой своей голубке и голубю-турману, который на лету выхватывает свою долю и, кувыркаясь, растворяется в вечернем тумане.

И ему звонят из дома на университетские телефоны (раз в неделю он в условленное время прибывает на кафедру и отзванивает за границу за счет приглашающей стороны).

– Они беспокоются! Как вы им нужны! – замечают с легкой ревностью немолодые ученицы-профессорши.

Итак, все рады и оживлены, когда профессор выезжает, в том числе и он сам. Так же все рады в момент, когда он приезжает, сын встречает его на машине друга.

То есть когда его нет, все хорошо и там где он, и там где его нет, где сидят и ждут они. Но все меняется, когда семья в сборе. Жизнь становится буквально невыносима, ни дня ни ночи. Хорошо еще, что сын, получивши порцию, исчезает с приварком надолго, прилетает же за следующим кормом варварски, хищно, мотивируя свои отлучки (мать чего-то стонет) тем, что не хочет жить на шее у родителей, желает самостоятельности.

Мать выкликает сына по разным телефонам, пользуясь поводом – то у папы день рождения, то папа попал в больницу, то – внимание – купили у соседей снизу кухню в хорошем состоянии, надо прийти перенести с этажа на этаж.

Но сын не клюет на эти приманки и вызовы, он не меняет образа жизни и является в свою пору, к пяти утра.

Однако мать ему и тут рада и гасит все крики отца своими слезами.

Мать, как наиболее живучее существо, вынесет в дальнейшем все, будет ходить на кладбище еще долго, будет ездить в больницу к сыну, продавать вещички, будет писать письма в разные инстанции, в благотворительные фонды, семья великого ученого-экономиста в беде, он погиб, а больной сын остался без средств, люди, люди!

Тонкий ручеек бесед журчит по вечерам, подруги слушают, уже не ужасаясь, наркомания приучает окружающих жить смиренно, не падать в обморок от диагнозов, от сообщаемых все новых и новых эпизодов, что мальчик просит у знакомых отца какой-нибудь легкой работы, сидеть где-нибудь, просто сидеть – только иногда абонентка, вызванная Ольгой на разговор, отведет трубку от уха и положит ее рядом на диван, но монолог шелестит и без поддержки, в сухих рыданиях.

Ольга говорит без пауз и вопросов, ей не нужны чужие истории, она заполнена своей, как беременные на сносях бывают заполнены плодом, и иногда кажется, что там, в недрах ее жизни, расположился в позе эмбриона молодой скелет, вот-вот готовый родиться вон, наружу, в вечность.

Однако же, странно, несмотря на плохие прогнозы, эта жизнь продолжается, тлеет, вспыхивает, вот в доме появилась (Ольга в панике звонит) некая иногородняя девушка, почти невестка, что ей надо? Потом, вот неожиданность-то, эта девушка вселяется как жена, новые дела!

В общем, проигрышная ситуация не так уж и проиграна, она то и дело дает ответвления, и – внимание – новые поводы для панических монологов о стремлении некоторых шахидок захватить квартиру и что мальчик грубит. Народ же вздыхает с облегчением: тут мы в родной стихии, это ничего, вытерпим, Олечка, мужайся. У нас тут произошло и того лучше, добавляют некоторые женские Гомеры и, набравши воздуху, цитируют из учебника жизни.

Вот он такой и живет, Сергей, не урод, иногда просто высокий красавец, когда в шляпе и плаще, но живет он очень странной жизнью. Как будто бы последнее время сон вмешивается, приходит на ум, и непонятно, то ли это вправду было, то ли во сне, всю дорогу какие-то вставки, боковые воспоминания полощутся в мозгу, он даже думал одно время обратиться. Но потом заработался, дальше попал в аварию, не поуродовался, зато побил машину тестя, а это дело уже оказалось серьезное.

Причем по их же просьбе он поехал с братом жены за медом в Можайск. Он старался угождать семье жены, потому что в дальнейшем как-то на них рассчитывал в денежном плане, как всегда человек надеется на родню – но и тут оказалось, что родне он насолил. Опять плохой. Сел за руль, для них же в выходной поехал, а перед тем не поспал, потому что пришлось полночи работать. А выезжать надо было с ранья. Потому и послали с ним брата жены, на подмену и проследить, не калымит ли зять на отцовой бурбухайке. Ага. Брат жены потом всем сказал, что Сергей типа за рулем решил поспать. А сам спал сзади, тоже изматерив всё на свете, все эти требования семьи, что поднимают ни свет ни заря, зарылся в свою куртку и продрых до аварии.

Этот брат, Аркашка, как бы специально всегда был злой на Сергея, якобы после того что Сережа женился на его сестре, которая родила потом в пятнадцать лет: что Сергей стал спать с несовершеннолетним человеком, с его сестрой. Типа педофил. А девочка была уже опытная, надо сказать, когда с Сергеем сошлась, он это сразу понял, она на него прямо лезла летом в деревне, и Сергей после первого случая ее даже спрашивал, кто ее научил, она в ответ смеялась, но потом эта дура, пьяная после свадьбы, нарочно сказала тоже со смехом, что не беспокойся, никого не было, с братом играли еще давно. Что можешь спросить, даже старшая сестра, Маринка, поднимала крик перед матерью, что Аркашка берет маленькую Надьку в постель, когда все вечером уходят и их оставляют. Маринка вообще дико ревновала, якобы мать любит только младших, а ее не любит. И назвала Аркашку «педофил». С Маринкой после этого никто из них не общается уже давно. Она вышла замуж, мать с отцом пришли на свадьбу, а Аркашка не ходил. Не простил из принципа. А на свадьбу Сергея с Надькой пошел и сам все время как бы смеясь шутил «педофил наш, педофил».

Не жениться Сергей не мог, Надя забеременела сразу. В четырнадцать лет. А на ней не было написано, полненькая смелая такая девушка, пьет и курит, хохочет и дает сразу. Тульские девки такие. Но эта отдыхала в деревне у бабки с дедом и была из Москвы. Все это выяснилось потом.

Самое-то главное, что у Сергея в Москве уже была девушка, Светлана. С ней всё и оказалось связано, все сны потом, когда она умерла.

Не то что она явилась ему, когда он вел эти покоцанные дедовы «жигули», но то и дело как будто в мозгу отслонялась какая-то занавеска, а там сидела картинка, вроде бы память о том, чего не было. Так бывает, когда днем приходит на ум забытый сон.