Мы сгорим вместе. Сводные. - Маргарита Аланина

Тошнота подкатывает от данного осознания. Лучше бы я не была похожа.

Дергаюсь как от пламени, когда он пытается взять меня за руку.

- Не трогай! Уйди! – кричу, сотрясаясь от подступающих слез. – Уходи.

У него хватает ума уйти без попыток продолжить разговор.

Завожу руку за спину и растираю место касания второй рукой. Кожу все равно щиплет и саднит. Как при детской крапиве…

Одно из ярких воспоминаний детства о маминой крапиве «по-особому». Мамуля просто слегка сжимала мою руку и гладила её, приговаривая, что меня крапива защиплет. Я верила и гордилась собой, мол, могу выдержать сколько угодно. Правду я узнала в первом классе. Одноклассник со всей силы сделал мне крапиву. Я орала от боли и плакала без остановки. Кожа горела каждый раз при виде этого мальчика класса до пятого. Сейчас ощущения в сто крат сильнее. Если бы могла, я бы содрала кожу…

Сворачиваюсь в позе эмбриона, прижав кулаки к груди. Давлю ими, пока не становится физически больно. Набираю воздуха побольше и задерживаю дыхание. Выдыхаю лишь когда начинает жечь. Пошевелиться страшно, ведь я лежу в идеальном положении, а движения, в том числе дыхание, дают боли свободу.

Теряю ощущение времени, проваливаясь в забытье наяву. Три года жизни – ложь. Физиология одержала верх над чувствами! А были ли чувства.

Мне нужна хотя бы толка тепла. Силюсь вспомнить другую жизнь..до болезни мамы… Получается на считанные секунды, после которых меня накрывает новой волной боли и отчаяния. Поступок отца оставил черный след на всём…

Слышу как дверь тихо закрывается и зажмуриваюсь. Не хочу снова видеть этого человека.

Кровать сбоку прогибается. Делаю очередной болезненный выдох и по запаху узнаю Демьяна. Он ложится рядом, обнимает меня, сжимая до предела. Прижимается лбом к моему. Хрипом протестую и ногтями вонзаюсь твердую грудь, отмечая бешеную частоту подъема. Он дышит за двоих…

- Дем… - отчаянно вою.

- Я здесь. Здесь. Мне Олежка позвонил, - невесомо проводит рукой по моим волосам, – мы полежим и поднимемся вместе.

35 Разговор и торт

35 Разговор и торт

Демьян

Приподнимаюсь на локте и смотрю в спину Юле. Падаю обратно, прислушиваюсь к шороху и жду, когда она вернется из кухни.

Два чертовых дня прошло со звонка Олежки с фразой «она узнала». Выбора у меня не было – полетел сразу же. Держал Юлю в руках, пока её взгляд не стал более менее осмысленным. Кое-как уговорил поехать ко мне.

Пятьдесят два часа прошло в глубоком коматозе. У Юли один сценарий – говорит по необходимости, мало ест, встает с расправленного дивана преимущественно по ночам, в остальное время – зарывается в кокон из одеяла и смотрит в потолок. Я не могу подступиться к ней. Холодова тоже не смогла. Вчера приходила с попыткой переключить Юлю. Фонтан визга Тани о предстоящем свидании с Мартом слушал я, а Крайнова рассеяно смотрела на подругу и кивала невпопад. Пришлось выпроводить гостью и пообещать держать в курсе. Следом заявился Март. На него Юля вообще никак не среагировала.

Что делать? Как не дать ей окончательно закрыться?

Бессилие сжирает в режиме нон-стоп. Так я себя чувствовал, когда папа не вернулся, а мать выходила из дома. Первые пару месяцев я её караулил как пес цепной. Трясло, что она исчезнет как он. Сейчас такое же чувство – моргну и Юля утечет сквозь пальцы. Спросить толком не у кого. Родители Рудакова, у которых можно спросить совета, приедут на следующей неделе. Жека им обрисовал ситуацию, но у них свой геморрой с Марианнкой, попросили подождать до возвращения.

Я и жду. Сам недавно сидел в этой квартире и в одну точку лупил. Понимаю, что ей нужно время. А страх все равно в грудине колотится. Вдруг она уйдет в себя с концами. Вдруг завтра решит, что хочет уехать или держаться от меня и моей матери подальше.

Продрейфовав в мыслях, понимаю, что Юли нет слишком долго. Иду на кухню и стопорюсь на пороге. Прислоняюсь к косяку и смотрю на свою Крайность. Стоя на носочках, она опирается на стол. Волосы клубком, моя футболка болтается до середины бедра, лицо бледное с заостренными чертами. И все равно ведет от нее.

- Почему?

Напрягаться приходится, чтобы расслышать.

- Что именно? – вкрадчиво уточняю.

Сохраняю пульс ровным. Исход разговора может быть полным аутом, но я не собираюсь выворачиваться. Крайнова получит правду на любой вопрос.

- Ты знал! Почему не сказал раньше? – говорит уже громче.

- Это был мой козырь.

- Допустим. А почему не сказал, когда гитару скинул? Возможность была идеальной… - слова тонут в сдавленном мычании.

Приближаюсь и отцепляю одну её руку от столешницы. Тонкие пальцы подрагивают и сжимаются в кулак. Пытаюсь для полного эффекта встретиться глазами, но ничего. Юля отворачивается.

- Не знаю…

- Дем, - предостерегающе перебивает.

- Юль, я не знаю. Не вспомнил, не захотел, что-то помешало, я сам не понимаю. И ты бы не поверила, а они бы выкрутились по-любому.

- Наверное. Я бы прокляла тебя…и постоянно думала об этом. А зачем уступил ему? Зачем? – резко вырывается и разворачивается лицом. Режет взглядом.

- Что?- жестко туплю.

- Почему ты единолично решил, что мне будет лучше с предателем? Почему оставил… - надрывно всхлипывает и делает шаг назад.

- Я уступил тебе, а не ему. Ты защищала его, надеялась, что я смогу изменить отношение. Я сначала решил, что смогу закрывать на него глаза постоянно. А тебя услышал и понял, что хрена лысого я могу молчать. Рано или поздно я бы неосторожно ляпнул что-нибудь и мы бы пришли к тому в чем барахтаемся сейчас… - обнимаю её, удерживаю. Дышу её запахом, как наркоман. -Говорить тебе правду нельзя было, а мы бы все равно возвращались к теме Олежки.

- Ты хотел, ты решил…а меня ты не спросил, - учащенно дышит, задыхается. Мечется, то прижимаясь, то отстраняясь. Не пускаю. Лучше путь бомбит меня обвинениями или кулаками, но не исчезнет. Не отпущу. - А потом? Что опять изменилось? Почему ты стал снова пытаться воровать поцелуи? – гневно обрушивается, толкая меня кулаками в бока.

- Разговор в машине изменил. Слушал тебя и думал, что если он не будет маячить рядом, и ты не будешь говорить, то