Рота стрелка Шарпа - Бернард Корнуэлл

что-то сказала по-испански, и Шарп, проследив ее взгляд, понял: она смотрит на стены, на молчащие пушки, и прикидывает их мощь.

На гласисе они встретили полковника Уиндема – тот смотрел в ров, где погиб его друг Коллет. Когда Шарп вместе со спутниками выбрался по лестнице из рва, полковник повернулся к ним:

– Шарп?

– Сэр?

Официальное приветствие Уиндема как-то не вязалось с грудами мертвецов.

– Вы смелый человек, Шарп.

Шарп смущенно пожал плечами:

– Спасибо. И вы тоже, сэр. Я видел атаку. – Он замолчал, не находя слов, потом вспомнил про портрет. Вынул испачканную, измятую картинку из-за пазухи, протянул полковнику. – Я подумал, вы будете рады получить это обратно, сэр.

Уиндем взял портрет, повертел в руках и взглянул на Шарпа:

– Где вы его нашли?

– Он был в кивере, сэр, у некоего Обадайи Хейксвилла, который его украл. Он же украл мою подзорную трубу. – Труба обнаружилась в ранце Хейксвилла. Стрелок кивнул на стоящего рядом с Изабеллой Харпера. – Сержант Харпер ничего не крал, сэр.

Уиндем кивнул. Ветер шевелил бахрому на его шляпе.

– Вы вернете ему нашивки? – сдаваясь, спросил Уиндем.

– Да, сэр. А еще верну ему винтовку и зеленый мундир. Если вы не возражаете.

– Не возражаю, Шарп. Рота ваша. – Уиндем улыбнулся Шарпу, возможно вспоминая разговор о смирении, потом взглянул на Харпера. – Сержант!

– Сэр? – Харпер шагнул вперед, вытянулся по стойке смирно.

– Должен извиниться перед вами. – Необходимость извиняться перед сержантом явно смущала Уиндема.

– Никаких извинений, сэр! – отвечал Харпер без всякого выражения, тоном старого служаки. – Исполосованная спина очень нравится женщинам, сэр.

– Гром и молния! – Уиндем был рад, что ему позволили выпутаться. Он кивнул Шарпу. – Продолжайте, капитан Шарп.

Они пошли к лагерю. С каждым шагом запах мертвечины ослабевал, слабели доносящиеся из города крики. Проходя мимо траншей и батарей, Шарп увидел, что артиллеристы воткнули в бруствер весенние цветы. Потеплело, все обещало сухое лето, и Шарп знал: скоро армия снова двинется, на север и на восток, в сердце Испании.

Той же ночью в двух милях по Севильской дороге дергающаяся тень порылась под межевым камнем, бормоча себе под нос, что ее нельзя убить, и вытащила сверток с краденым добром. Хейксвилл подался в бега. Он знал, что путь назад отрезан. Есть свидетели смерти Ноулза, в кивере нашли портрет, и вернуться – значит пойти под расстрел. Однако Хейксвилл без боязни дышал ночным воздухом. Он куда-нибудь дойдет и что-нибудь отыщет, так бывало всегда, и это не первая ночь, когда он совсем один и без крова. Черная тень растворилась в ночи, замышляя недоброе.

Через брешь можно пробиться только из гордости, и Шарп это сделал. Он поборол трусость и прошел через ужас, который пятнает победу, как пятнает оружие кровь. Он лежал без сна и думал об улицах, где льется вино, серебро, безумие и кровь.

Он хотел многого: получить назад чин, отомстить клерку, вернуть роту, спасти женщину, которую любит, и ребенка, которого никогда не видел, – и все это осуществилось в Бадахосе. Он лежал в палатке Лероя – ее владелец оказался в госпитале с тяжелейшей раной; ночь была темная и впервые за много недель тихая. Одержана великая победа, ворота Испании распахнуты. Шарп глядел на свою женщину, прекрасную в проникающем сквозь полог свете костров, и пытался свыкнуться с мыслью, что женат. Потом взглянул на курносого чернявого младенца, который спал между ними, и в душе поднялась волна нежности, необъяснимой, неуправляемой. Шарп поцеловал Антонию, свою дочь, – в свете костров она казалась ужасно маленькой и хрупкой. Однако она жива, она – его дитя, единственное близкое ему по крови существо. И ее надо защищать, как всех, кто его любит, кто им гордится, кто горд быть под его началом, – роту Шарпа.

Историческая справка

Утром 7 апреля Филиппон и остатки гарнизона, укрывшиеся в форте Сан-Кристобаль, сдались, скрепив таким образом одну из самых славных побед в истории английской армии: взятие Бадахоса.

На следующий день около полудня Веллингтон приказал соорудить на соборной площади виселицы, и, хотя нет свидетельств, что кого-то повесили, угроза быстро навела порядок на городских улицах. Так закончился один из самых постыдных эпизодов в истории британской армии: разграбление Бадахоса.

В этой книге я пытался привести некоторые причины, почему это разграбление было таким безжалостным. Неписаные законы войны извиняют подобные вещи, а чувства солдат, переживших чудовищное сражение, – требуют их. Эти солдаты не без оснований полагали, что жители Бадахоса сочувствуют французам. Разумеется, это не оправдывает их поведения; многие мародеры не принимали участия в штурме, однако в ту страшную апрельскую ночь причины эти казались рядовым солдатам вполне убедительными. Некоторые историки уверенно заявляют, что Веллингтон допустил грабежи и не останавливал их в течение суток в назидание другим городам, приютившим французские гарнизоны. Верно, что назидание не сработало, в чем британцы убедились годом позже в Сан-Себастьяне. Сражение было не менее ожесточенным, последующий разбой не менее ужасным.

Разграбление Бадахоса не обошлось без знаменитой любовной истории. Лейтенант 95-го стрелкового полка Гарри Смит спас от мародеров испанскую девушку Хуанну-Марию де лос Долорес де Леон и женился на ней. Девушка успела пострадать, у нее с мясом вырвали серьги, а лейтенант Смит годы спустя стал рыцарем и назвал в честь жены город в Южной Африке, осада которого тоже вошла в историю, – Ледисмит.

Я пытался следовать событиям кампании. Например, в бреши Сьюдад-Родриго были установлены пушки, а история о том, как Ноттингемширский батальон перебежал по доскам, произошла в действительности. Все описанные в книге сражения имели место, хотя атака на дамбовый форт не осуществлялась силами целого батальона и произошла позже. Она была проведена 2 апреля под командованием лейтенанта инженерных войск Стейнуэя, который, как и бедняга Фитчет, не рассчитал количество пороха, так что взрыв не возымел желаемого действия.

Утром 7 апреля под брешами нашли груды еще не остывших тел, и наблюдатели оценили число погибших в тысячу двести – тысячу триста человек. Веллингтон рыдал при виде убитых. Многие историки винят его в том, что он поспешил со штурмом, но, учитывая то, какое давление на него оказывалось, и то, что он не получил систематического инженерного образования, его решение трудно критиковать. Задним числом все горазды побеждать. Бадахос покорился чистой отваге таких людей, как подполковник пятого фузилерного батальона Ридж, чьи подвиги я приписал капитану Роберту Ноулзу. Ридж пал от пули в самом конце сражения, и Нейпир сказал о нем знаменитые слова: «Никто не погибал славнее, но погибли многие, и славы было в избытке».

В