Царствие благодати - Йорген Брекке
Шрифт:
Интервал:
— То есть это обломок одного из ножей, которыми пользовался убийца?
— Да, если моя догадка верна.
— А что еще вы можете сказать об этом фрагменте?
— Ну нет, подобный анализ должны проводить люди, которых специально для этого готовили. — Доктор достал прозрачный пакет, поместил в него кусочек металла, закрыл пакет и протянул Синсакеру. — Но если мне позволено будет выступить с предложением, я бы посоветовал показать его археологу.
— Зачем?
— Затем, что это не нержавеющая сталь, — сказал Киттельсен сухо и поднялся, намекая на окончание беседы.
* * *
— Исходя из качества стали и того немногого, что видно из формы обломка, я могу сказать, что этот нож изготовлен не позднее восемнадцатого века. Скорее всего его почти всегда смазывали и бережно с ним обращались, поскольку он в удивительно хорошем состоянии. Если за ним ухаживали профессионально, он может быть еще старше, но едва ли ему больше пяти сотен лет.
Йенс Дал наконец оторвался от микроскопа и теперь стоял перед старшим следователем Синсакером в полный рост.
Супруг покойной Гунн Бриты Дал согласился встретиться с Синсакером у себя в кабинете в Музее естественной истории. По телефону следователь объяснил ему, в чем дело, заверил, что экспертиза неофициальная и в случае отказа анализ поручат кому-нибудь еще. Но ему, Синсакеру, хотелось бы задать еще несколько других вопросов. Выпив кофе и перекусив булочкой в столовой больницы Святого Олафа, старший следователь прибыл в музей. Дал, чисто выбритый и с капельками пота на лбу, уже находился у себя в кабинете и готовился его принять. Время шло к часу дня, и температура за бортом достигла двадцати четырех градусов. Увидев кончик ножа, который ему принес Синсакер, Йенс Дал вскинул брови.
— Этот фрагмент точно из стали, которая есть не что иное, как сплав железа с углеродом. Но сталь выплавляют со времен античности, и история знает разные ее составы. Поэтому стальной нож мало о чем нам говорит. Детальный анализ состава мог бы сказать больше. Например все современные стальные сплавы будут содержать разные примеси. Чтобы сделать сталь более прочной, в сплав добавляют хром. В так называемой хирургической, нержавеющей стали содержится минимум одиннадцать процентов хрома, а также никель. Я могу с достаточно высокой долей достоверности утверждать, наш фрагмент не из хромоникелевой стали. Однако если вы хотите определить точный возраст, вам потребуется провести радиоуглеродный анализ. Я могу это устроить, но на него потребуется время.
— Подобные серьезные исследования улик должны проводить наши собственные криминалисты, — сказал Синсакер. — Пока мне нужна быстрая приблизительная оценка. А не подскажешь, откуда может происходить подобный нож?
— По такому маленькому фрагменту, разумеется, невозможно определить, к какому типу он относится. Может быть, охотничий или мясницкий. В то время почти у каждого мужчины на поясе висел нож. Поскольку мы видим острие, можно предположить, что это не нож для бритья. Но тем не менее он мог принадлежать и брадобрею.
— Почему ты так думаешь?
— В эпоху, о которой мы говорим, самым широким ассортиментом ножей, пил и сверл владели обычно именно цирюльники. Они занимались не только бритьем усов. Брадобрей мог выполнять и работу хирурга, и работу палача. Так сказать, специалист широкого профиля, ножевых дел мастер. В южной Европе вскрытия трупов узаконили еще в пятнадцатом веке, и в каждом следующем столетии эта процедура становилась все более и более востребованной. Так вот, в университетах южной Европы учебную некропсию проводил, как правило, именно цирюльник, а профессор, который считался специалистом по анатомии, стоял в это время на кафедре и читал лекцию. Часто случалось, что обнаруженное цирюльником не соответствовало тому, о чем говорил лектор, опиравшийся в своем знании на древние и авторитетные источники. Конечно, в спорных случаях прав всегда оказывался профессор. — Йенс Дал усмехнулся.
Синсакеру показалось, будто его собеседник на короткое время забыл о своем горе — видимо, так на него подействовало повторение затверженной истории. Дал словно не говорил, а, как магнитофон, воспроизводил запись — даже этот его последний короткий смешок звучал со звуковой дорожки.
— По крайней мере так было до того, как в шестнадцатом веке в Падуе начал проводить свои вскрытия знаменитый анатом Везалий. Он сам препарировал трупы, чем не только прославился, но и дал пищу для многочисленных слухов. В Пизе его прозвали хирургом-цирюльником. Везалию одному из первых удалось доказать, что главный авторитет в анатомии тех времен, греческий медик Гален из Пергама, в своем учении об устройстве человеческого тела ошибочно опирался на вскрытия обезьян и других животных. Везалий сделал такой вывод, поскольку и сам препарировал не только людские тела, но и туши животных. Однако следы некоторых заблуждений Галена можно обнаружить в медицинском языке и сегодня. Например последний отдел кишечника человека — изогнутый, а вовсе не прямой, как на то указывает его название, «rectum», «прямая кишка». А вот у обезьян rectum действительно прямой.
Для археолога Дал поразительно много знал об истории медицины. При этом Синсакер никак не мог отделаться от ощущения, словно кое-что из услышанного непостижимым образом имеет отношение к убийствам. Он подумал, что труп Гунн Бриты Дал поразительно напоминает анатомические схемы Киттельсена. Должно быть, убийца, как и Йенс Дал, увлекается анатомией, но его увлечение носит куда более извращенный и далекий от науки характер.
— Создавал ли этот Везалий рисунки и схемы? — спросил Синсакер.
— Собственноручно — нет, но у него был свой иллюстратор или даже несколько, их имен мы не знаем. Везалий опубликовал книгу под названием «De humani corporis fabrica»[27], которая считается первым настоящим анатомическим атласом. Она состоит из восьмидесяти пяти графических листов, на которых в подробностях изображено человеческое тело, слой за слоем открывающее свое внутреннее строение.
«Эдакий стриптиз», — снова мрачно подумал Синсакер. А вслух описал иллюстрацию, виденную им в кабинете Киттельсена.
— Это не может быть Везалий. По описанию похоже на гравюру по меди знаменитого рисовальщика-анатома семнадцатого века. Как же его звали? А, вспомнил, Герард де Лересс.
— Тебе много известно об анатомии.
— Когда раскопаешь несколько захоронений и повозишься с костями, начинаешь интересоваться этой темой. Вообще неплохо, если бы люди больше знали об анатомии. Понимать свое тело — значит, понимать себя самого.
Он умолк, и глаза его стали пустыми. Он выглядел так, будто в первый раз взглянул на себя со стороны; возможно, он увидел пропасть, лежащую между научными материями, о которых он говорил, и тем хаосом чувств, который царил у него внутри.
Но Синсакер пока не мог оставить его в покое:
— А что тебе известно об анатоме Алессандро Бенедетти? — Задавая этот вопрос, он вплотную подходил к интересующей его теме.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!