Опавшие листья - Уилки Коллинз
Шрифт:
Интервал:
Она подозрительно взглянула на него и опустила голову, ожидая, что он будет бранить ее. Амелиус потерял всякое самообладание. Он схватил ее в свои объятия и осыпал поцелуями. «Вы доброе, благородное создание!» – воскликнул он и вдруг остановился, но слишком поздно – неосторожность была уже допущена. Он оттолкнул ее от себя, заговорил строгим голосом, задал несколько вопросов и сделал немало заслуженных упреков. Но Салли была слишком счастлива, чтоб слушать его. «Теперь все хорошо, – прокричала она. – Я никогда, никогда не вернусь больше в приют. О, как я счастлива! Зажжем лампу!»
Она нашла спички на камине. Минуту спустя комната осветилась. Амелиус смотрел на нее, совершенно неспособный решить, что он должен сказать или сделать. Для довершения его недоумения послышался голос заботливого старого француза, скромно говорившего из-за двери.
– Я приготовил небольшой, весьма аппетитный ужин, – сказал Тоф. – Потрудитесь позвонить, когда вы и молодая леди пожелаете кушать.
Вмешательство Тофа имело свое действие. Упоминание об ужине, наивно означавшее принятие Салли в коттедж, напомнило Амелиусу об его ответственности. Он вышел в коридор и затворил за собой дверь.
Старый француз ожидал, что его разбранят или поблагодарят, и стоял, опустив голову, подняв кверху плечи и скрестив руки с видом безмолвной покорности обстоятельствам.
– Знаете ли вы, что поставили меня в страшно неловкое положение? – начал Амелиус.
Тоф поднес одну руку к сердцу.
– Вам известна моя слабость. Когда это прелестное создание появилось в дверях, изнемогая от усталости, я не мог устоять и исполнил бы ее просьбу, если б для этого мне пришлось перепрыгнуть через крышу этого коттеджа. Если я виноват, не обращайте внимания на верность, с которой я служил вам, велите мне убираться, но не требуйте от меня жестокости и суровости в отношении очаровательной мисс. Это не по моему характеру. – И при этих словах Тоф торжественно поднял к воображаемому небу полные слез глаза. – Священное слово честного француза, я скорее умру, чем поступлю так.
– Не говорите глупостей, – прервал его Амелиус с нетерпением. – Я не браню вас, но вы поставили меня в скверное положение. Чтоб исполнить свой долг, я должен бы послать сейчас же за извозчиком и отправить ее назад.
Тоф вытаращил свои глаза в полном изумлении. – Как! – вскричал он. – Отправить ее назад! Не дав отдохнуть, не предложив ужина! И это вы называете долгом? Как ужасен, как безобразен должен быть долг, который заставляет быть таким негостеприимным в отношении женщины! Извините, сударь, я должен высказать свои чувства или я лопну. Вы, может быть, скажете, что я не имею понятия о долге. Извините, сознание моего долга здесь.
И он отворил дверь в диванную. Несмотря на свою тревогу, Амелиус разразился смехом. Неистощимая находчивость француза превратила диванную в спальню для Салли. На софе была постлана чистая, белая постель. Гребенка, головная щетка и флакон одеколона были приготовлены на столе, таз и кувшин с теплой и холодной водой стояли у камина, под ними было разостлано шерстяное одеяло для безопасности ковра.
– Я не смею противоречить вам, сэр, но вот мое понятие о долге, – сказал Тоф. – В кухне другое выражение моего понятия, вы можете убедиться в том с лестницы, посредством вашего обаняния. Салми из куропаток под соусом с чесноком. О, сэр, позвольте этому бедному ангелу отдохнуть и освежиться! Добродетельная суровость ужасная добродетель для ваших лет. – Он говорил совершенно серьезно, с видом моралиста, провозглашающего принципы, делающие честь его уму и сердцу.
Амелиус вернулся в библиотеку.
Салли оставалась в мягком кресле с подушками. Ее поза, показывала, что она очень утомлена.
– Я сделала большую, большую прогулку, – сказала она, – и не знаю, что более болит у меня, спина или ноги. Но это мне все равно, я вполне счастлива тем, что нахожусь здесь. – Она спокойно расположилась в кресле. – Вас удивляет, что я так смотрю на вас? – продолжала она. – Но я так давно вас не видела.
В ее голосе звучала нежность, невинная нежность, откровенно обнаруживаемая. Живительное влияние жизни в приюте сделало многое, но еще большее оставалось сделать. Ее худое личико пополнело, губы и щеки возвратили свой натуральный цвет, она была такою, какой видел ее Амелиус во сне. Но ее глаза в спокойном состоянии сохранили прежний покорный взор, ее манеры, более плавные и уверенные, не потеряли детской прелести. Ее переход от ребенка к женщине происходил с примерной постепенностью.
– Как вы полагаете, приедут за вами сюда из приюта? – спросил Амелиус.
– Я не думаю, – спокойно сказала она, посмотрев на часы. – Уже прошло много времени с тех пор, как я ушла оттуда через заднюю дверь. У них строгие правила в отношения бежавших оттуда девушек, даже в случае, если друзья привезут их назад. Если вы отправите меня назад… – Она замолчала и задумчиво устремила глаза на огонь.
– Что вы сделаете, если я отправлю вас назад?
– Что сделала одна из наших девушек прежде, чем ее приняли обратно в приют. Она бросилась в реку, приняла ванну, как она выражалась. Это была большая, сильная девушка. Ее вытащили и спасли. Она говорила, что не чувствовала никакой боли, никакого страдания, пока ее не привели в чувство. Я маленькая и слабая, я не думаю, чтоб меня вернули к жизни, как бы это сделать ни старались.
Амелиус попробовал порассуждать с ней, убедить ее, что она дурно поступила, бежав из приюта. Ответ Салли сделал все дальнейшие упреки излишними. Вместо того чтоб защищаться, она тяжело вздохнула и сказала: «У меня не было денег, я пришла сюда пешком».
Благоразумные увещания Амелиуса перешли в сострадательное изумление.
– Как, бедная крошка, да ведь тут семь или восемь миль, – воскликнул он.
– Полагаю, – отвечала Салли. – Но что мне до того теперь, когда я нашла вас.
– Но как вы нашли меня? Кто сказал вам, где я живу? Она улыбнулась и вынула из-под лифа фотографию коттеджа.
– Но мистрис Пейзон отрезала адрес, – заметил Амелиус.
Она повернула фотографию и показала заднюю сторону, на которой было написано имя и адрес фотографа.
– Мистрис Пейзон не подумала об этом, – промолвила она с лукавой усмешкой.
– А вы подумали о том? – спросил Амелиус.
– Я слишком глупа для этого, – сказала она, покачав головой. – Меня надоумила та девушка, что хотела утопиться. «Вы непременно решились бежать?» – спросила она меня. «Да», – отвечала я ей. «В таком случае вы пойдете к человеку, делавшему эту фотографию, он должен знать место», – заявила она. Я расспрашивала у всех о месте его жительства, нашла его, и он сказал мне ваш адрес. Он добрый человек, он предложил мне стакан вина, так как нашел, что у меня очень утомленный вид. Я сказала ему, что мы, вы и я, ваша служанка, придем к нему на днях сфотографироваться. Могу я сказать старому чудаку французу, что он может убираться теперь, как я пришла к вам? – Простота, с которой она обнаруживала свою ревность к Тофу, заставила Амелиуса улыбнуться. Салли, наблюдавшая за малейшим изменением в его лице, сейчас же сделала из этого свое заключение. – Ах! – радостно воскликнула она, – я буду убирать вашу комнату чище, чем он. Я заметила пыль на занавесях, когда скрывалась от вас.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!