Опавшие листья - Уилки Коллинз

Он отправил письмо с рассыльным и велел ему подождать ответ. Ему было тяжело вступать с сношение с этим человеком, он не мог забыть его жестокие поступки с его отцом. Чего же мог ожидать сын? Была только одна надежда, что по прошествии такого долгого времени он захочет загладить прошлое и почтить память старшего брата, исполнив просьбу племянника.

Последние слова отца, выражавшие предостережения, его собственное детское обещание не завязывать сношений с родными в Англии живо восстали в уме Амелиуса, пока он ожидал возвращения посланного. Его единственное оправдание заключалось в побудившей его к тому причине. Обстоятельства, которых не мог предвидеть его отец, ставили ему в обязанность сделать эту попытку. Не было сомнения, что человек, подобный мистеру Фарнеби сделает уступку, если Амелиус заявит ему, что будет получать жалование от правительства и что сильное влияние родственника в скором времени доставит ему приличное место.

Посланный возвратился со следующим ответом:

«При обычных обстоятельствах я, без сомнения, употребил бы свое влияние, чтоб дать вам дорогу в свете. Но после того как вы усвоили себе ужасные политические взгляды и публично провозгласили их с кафедры, я удивляюсь, как вы осмелились написать мне. Между нами не может быть никаких сношений. Как социалист вы для меня человек посторонний».

Амелиус принял эту новую неудачу со зловещим спокойствием. Он курил, сидя в пустой комнате с дядиным письмом в руках.

О других плачевных результатах лекции газеты говорили вкратце. Погруженный в свои тревоги Амелиус совсем забыл об этом, когда писал к своему родственнику. «Очень похоже на меня», – подумал он, бросив письмо в огонь. Его последняя надежда улетела в каминную трубу вместе с легким дымом от сожженной бумаги. Теперь не оставалось более другого средства сократить срок, назначенный для его свадьбы. Он обращался к доброму другу, о котором упоминал Регине. Ответ, весьма дружески написанный, не принес ни малейшего утешения.

«Я должен прежде заняться некоторыми своими соображениями.

Все это я могу сделать и сделаю. Не приходите в отчаяние. Я только прошу вас подождать».

Амелиус встал, чтоб отправиться домой, и снова опустился в кресло. Его обычная энергия, казалось, покинула его, ему нужно было сделать усилие, чтобы уйти из клуба.

Он стал просматривать газеты одну за другой. Ни один писатель и корреспондент не понравился ему в этот несчастный день. Только закурив вторую сигару, он вспомнил о непрочтенном письме мистрис Фарнеби.

В эту минуту ему порядочно наскучили и свои собственные дела. Он стал читать письмо.

«Люди, в руках которых находится мое счастье, очень жадны и действуют медленно, – писала мистрис Фарнеби, – но то немногое, что мне удается выпытать от них, весьма благоприятно для моих надежд, к величайшей моей досаде, я имею личные сношения только с ненавистной старой женщиной. Молодой же человек доставляет мне сведения или через посланных, или пишет по почте. В последний раз он в точности описал недостаток на ноге моей дочери и даже положение перепонки. Это, вы сами согласитесь со мною, явно доказывает, что они говорят правду.

Но кроме этого обстоятельства многое возбуждает во мне подозрение: упорное желание молодого человека оставаться мне неизвестным, его предостережения против женщины, служащей нам посредницей, и его советы держать от нее в тайне содержание его писем. Я чувствую, что я должна быть осторожна с ним относительно денег, а я в нетерпении увидеть свое дитя готова отдать ему все, что бы он у меня ни спросил. При таком настроении и неизвестности меня еще, странное дело, удерживает и старая женщина. Она предостерегает против своего компаньона и говорит, чтоб я не давала ему денег, пока он ничего не сделал. „Это единственная сила, которую вы имеете над ним“, – говорит она, и так я сдерживаю пожирающее меня нетерпение.

Нет, я не могу описать вам состояние моей души. Если я вам скажу теперь, что я боюсь умереть прежде, чем обниму свою дочь, вы, может быть, поймете и пожалеете меня. Когда наступает ночь, я совсем сума схожу.

Посылаю вам свой настоящий адрес в надежде, что вы мне напишете и несколько успокоите меня. Я не могу еще просить вас придти повидаться со мной, я к этому не способна и к тому же я дала слово, что при настоящем положении дел не буду принимать никого из своих друзей. Сделать это нетрудно, так как у меня один друг – вы, Амелиус.

Отнеситесь ко мне с состраданием, добросердечный человек. В продолжение стольких лет в душе моей жила одна надежда, которая теперь готова исполниться. Не было никогда симпатии между мужем моим и мной (напротив того, какая-то тайная неприязнь отталкивала нас друга от друга), отец и мать мои оба были огорчены моим замужеством, и имели на то основание, сестра моя умерла в нищете, вот жизнь бездетной женщины! Лишь бы не оставаться долее в этом положении.

Прощайте пока, Амелиус. Прошу вас, не думайте, что я унываю. Когда я хочу быть счастливой, я смотрю в будущее».

Это грустное письмо еще более усилило печальное настроение Амелиуса. В нем возникли смутные, неопределенные опасения за мистрис Фарнеби. Ввиду ее собственных интересов ему хотелось бы посоветоваться с Руфусом (не упоминая, конечно, имен), если б американец был в Лондоне. Со вздохом положил он письмо в карман. Даже и мистрис Фарнеби в тяжелые минуты имеет в виду утешение. «Все, кроме меня», – подумал Амелиус.

Размышления его были прерваны появлением одного молодого члена клуба, его знакомого. Новоприбывший заметил его озабоченность и предложил ему отобедать и провести вечер вместе. Амелиус согласился, человек, который в настоящую минуту избавлял его от самого себя, становился его другом с этого дня. Отступив от своей привычки к умеренности, он пил более обыкновенного, вино возбуждало его, и расположение духа становилось еще тяжелее, вечерние развлечения имели тот же результат. Он вернулся в свой коттедж, до того упав духом, что жалел о дне, в который покинул Тадмор.

Но он решил на следующее утро идти проститься с Региной. Карета стояла у подъезда и за ней кеб, нагруженный багажом. Мистер Фарнеби сердился и уверял, что они опоздают на поезд. Его грубый голос и кроткие замечания Регины доносились из столовой до слуха Амелиуса, когда он вошел.

– Я не намерен ждать прибытия джентльмена социалиста, – заявил мистер Фарнеби с саркастической язвительностью.

– Дорогой дядя, у нас еще, по крайней мере, четверть часа впереди.

– Нет, ничего подобного, нам нужно еще сдавать багаж. Затем послышался голос горничной, доложившей:

– Мистер Гольденхарт, мисс.

Мистер Фарнеби быстро вышел в зал.

– Прощайте, – сказал он Амелиусу в дверях и поспешно направился к экипажу. – Я не буду ждать, Регина, – закричал он выходя.

– Пускай он отправляется один, – сказал Амелиус с негодованием, когда Регина бросилась из комнаты.

– Полно, полно, дорогой, он может услышать вас. Ни одна неделя не пройдет без писем от меня, обещайте мне тоже, Амелиус. Один поцелуй, о, мой дорогой…