Обитель страсти - Виктория Холт

— Иными словами, у тебя было множество романов.

— Я распутный и беспринципный волокита. То есть я хочу сказать, что я был им. Потому что с этого момента намереваюсь хранить верность единственной женщине до конца жизни. Ты не глядишь на меня скептически. Благослови тебя за это Господь. Я намерен сдержать свое обещание и клянусь, что сделаю это, дорогая Марти. Именно благодаря прошлому опыту я знаю разницу между тем, что было, и тем, что есть. Это любовь.

— Да, — медленно произнесла я. — Мы будем верны друг другу, потому что это единственный способ доказать всю глубину нашей любви.

Он взял мои руки и поцеловал их. Я еще никогда не видела его таким серьезным.

— Я люблю тебя, — произнес он. — Помни об этом… всегда помни об этом.

— Обещаю.

— До тебя могут дойти слухи.

— Этого трудно избежать.

— Ты ведь слышала об Элис и о том, что Элвин — не моя дочь? О, дорогая, кто-то тебе, конечно же, об этом рассказал, о таком просто нельзя было не рассказать… Видишь ли, это правда. Я так и не смог полюбить этого ребенка. Более того, я, как мог, избегал ее общества. Она была неприятным напоминанием обо всем, что я стремился забыть. Но когда приехала ты, мои чувства изменились. Ты заставила меня увидеть в ней одинокого ребенка, страдающего за грехи взрослых. Видишь, ты изменила меня, дорогая Марти.

— Коннан, я хочу сделать этого ребенка счастливым. Позволь ей принять тебя как своего отца. Она в этом так нуждается.

— Ты станешь ей матерью. Значит, я стану ее отцом.

— Мы будем очень счастливы, Коннан.

— Ты умеешь видеть будущее?

— Я вижу наше будущее, потому что оно зависит только от нас, и я намерена сделать его счастливым.

— А если мисс Ли поставила себе цель, она ее добьется. И ты обещаешь не расстраиваться, услышав сплетни обо мне?

— Ты говоришь о леди Треслин. Она была твоей любовницей.

Эти слова сорвались с моих губ совершенно непроизвольно. Я была ошеломлена тем, что могу говорить о подобных вещах. Но все же я хотела знать правду, и это желание было столь сильным, что я отбросила прочь всякую щепетильность.

Он кивнул.

— Больше никогда, — вырвалось у меня. — С этим покончено.

Он поцеловал мою руку.

— Разве я не поклялся тебе в вечной верности?

— Но, Коннан, — заколебалась я, — она такая красивая и по-прежнему будет жить рядом.

— Но я влюблен, — возразил он, — впервые в жизни.

— И ты ее не любил?

— Похоть, страсть, — ответил он, — иногда люди принимают их за любовь. Но когда встречаешь настоящую любовь, ее сразу узнаешь. Дорогая, давай похороним все наши прошлые ошибки. Давай начнем все заново, ты и я, в радости и в горе…

Я опять оказалась в его объятиях.

— Коннан, я ведь не сплю, как ты думаешь? Пожалуйста, скажи, что я не сплю.

Было очень поздно, когда мы наконец расстались. Я поднялась к себе, не чуя ног от счастья. Я даже боялась ложиться спать, опасаясь, что, когда проснусь, все окажется сном.

* * *

Утром я пришла в комнату Элвин и сообщила ей новость.

Несколько секунд в углах ее рта витала весьма довольная улыбка, затем она напустила на себя безразличный вид, но было уже поздно. Я знала, что Элвин обрадовалась.

— Теперь вы навсегда останетесь с нами, мисс? — спросила она.

— Да.

— Интересно, научусь ли я когда-нибудь ездить верхом так же хорошо, как вы.

— Научишься и, скорее всего, еще лучше. У тебя будет гораздо больше возможностей тренироваться, чем у меня.

Опять ее губы тронула улыбка. Затем она задумалась и с серьезным видом взглянула на меня.

— Мисс, — произнесла она, — как же мне теперь вас называть? Вы ведь будете моей мачехой?

— Да, но ты можешь называть меня, как захочешь.

— Только не мисс!

— Полагаю, что нет. Я ведь теперь не буду твоей гувернанткой.

— Наверное, мне придется называть вас мамой, — ее губы сжались.

— Если тебе этого не хочется, ты могла бы называть меня Мартой, когда мы будем оставаться наедине. Или Марти. Так меня всегда называли мой отец и сестра.

— Марти, — повторила она. — Это мне нравится. Похоже на имя лошади.

— Лучшей похвалы я и желать не могла! — расхохоталась я, а она с самым серьезным видом воззрилась на мое веселье.

Затем посетила другую девочку.

— Джилли, — произнесла я. — Я скоро стану миссис Тре-Меллин.

Из синих глаз ушло безразличие, и ее лицо озарила ослепительная улыбка.

Она подбежала и зарылась лицом в мои юбки. Ее тельце вздрагивало от веселого смеха.

Я никогда не могла быть уверена в том, что происходит в затуманенном мозгу Джилли, но знала, что в этот момент она счастлива. Она отождествляла меня с Элис, и я чувствовала, что она воспринимает все происходящее как нечто само собой разумеющееся.

Полагаю, что с этого момента она стала полностью отождествлять меня с Элис.

* * *

Поездка домой была очень веселой. Всю дорогу до станции мы распевали корнуоллские песни. Я никогда не видела Коннана таким веселым.

Элвин подпевала нам, и Джилли тоже. Я не верила своим ушам, слыша, как эта девочка, которая почти всегда молчала, тихонько напевает себе под нос, как будто разговаривая сама с собой.

Мы пропели «Двенадцать дней Рождества». У Коннана был очень приятный баритон. Мне казалось, я взлетаю к высотам невозможного счастья, слушая, как он выводит первые строки:

Мы принялись распевать эту песню, мне никак не удавалось припомнить все подарки, последовавшие после пяти золотых колец, и мы заливались смехом, споря, сколько служанок доило коров, а сколько гусынь-несушек прислал любимый.

— Все эти подарки довольно бессмысленные, — с серьезным видом заявила Элвин. — Конечно, за исключением пяти золотых колец. Наверное, он любил ее не так сильно, как уверял.

— Но это была настоящая любовь, — возразила я.

— Откуда она знала? — парировала Элвин.

— Потому что он ей об этом сказал, — пояснил Коннан.

— В таком случае, он должен был прислать ей кое-что получше куропатки на грушевом дереве. Я уверена, что куропатка улетела, а груши были очень твердыми. Такие груши только для варенья и годятся.

Так мы веселились, пока не пересели в поезд.

Билли Трехэй встретил нас на станции, а по прибытии домой нас ждала ошеломляющая встреча. Я догадывалась о том, что Коннан предупредил их письмом, и тем не менее оказалась совершенно не готова к приему, ожидавшему нас в большом зале.