Замуж вокруг света. Путешествие вокруг света в поисках мужа - Шери Лоу

Через двадцать минут я уже сижу на кухне у Кейт и выкладываю ей все. Через два часа и двадцать минут я уже говорю заплетающимся языком, выпив две бутылки вина в рекордный срок. Вся моя жизнь оказалась в помойке вместе с пустыми бутылками.

Наконец Кейт укладывает меня в постель, перекрыв газ в духовке и спрятав садовый шланг, ключи от машины и женскую бритву.

От усталости, горя и алкоголя я вырубаюсь через две минуты.

Просыпаюсь, чувствуя симптомы сердечного приступа. Моя жалость к себе так глубока, что я разочаровываюсь, увидев, что это всего лишь Камерон и Зоуи прыгают на моей груди.

— Тетя Карли, тетя Карли, мамочка просит вас отнести вашу несчастную задницу на кухню.

Пытаюсь встать, но кто-то, кажется, перевернул мир на девяносто градусов, не посоветовавшись со мной. Надеваю халат и тащусь вниз, как коматозная жертва в «Пробуждении». Кейт швыряет передо мной бутерброд с беконом.

— Значит, так, Купер, жалеть себя можно не дольше одного дня, ну-ка быстро приходи в норму. Еще немного, и детей перепугаешь.

Я отталкиваю сэндвич. В травматические моменты для меня существует лишь одна еда. Обыскиваю морозильник, но вылезаю оттуда с пустыми руками.

— Кейт, почему в этом доме никогда не бывает мороженого?

— Потому что у меня дети. Мороженое съедается через десять минут после отъезда со стоянки супермаркета.

Я нахожу альтернативу мороженому — сливочный крем прямо из консервной банки. Если на жалость к себе у меня всего один день, тогда лучше начать — в «Сэйнсбери» еще полно всяких вкусностей.

В субботу вечером вызываюсь посидеть с детьми и прогоняю Кейт с Брюсом в паб. Решаю, что отныне буду супермила с Камероном и Зоуи, так как собственные дети мне вряд ли светят. Громадная волна отчаяния снова захлестывает меня с головой — надо было надеть маску с трубкой и костюм для подводного плавания.

Когда дети наконец укладываются в постель, я наливаю себе кофе и устраиваюсь поудобнее с упаковкой пирожных. Посмотрите, до чего я дошла. Мое большое приключение кончилось тем, что я сижу дома в субботу вечером в компании шоколадных плюшек.

После нескольких часов раздумий и горы крошек я решаю, что все кончено. Нет у меня желания продолжать этот тупой фарс. И я уже в проигрыше: потеряла работу, дом, не говоря уж о такой незначительной вещи, как гордость. Чувствую себя полной неудачницей. За последние два дня я столько слез выплакала, что у Кейт в саду образовался искусственный ручей. Но все, хватит. Найду новую работу, какое-никакое жилье, вымолю пощады у кредитных компаний и начну новую жизнь.

Звоню Саре, единственному человеку из моих знакомых, который в субботу вечером сидит дома, но никто не отвечает. Великолепно. Весь чертов мир развлекается, одна я дома торчу. Когда Кейт с Брюсом возвращаются, я говорю им, что намерена сдаться. Брюс наливает нам по маленькой и исчезает в спальне. У него терпение святомученика.

— Ты уверена? — спрашивает Кейт.

— Абсолютно. Пора мне стать взрослой и посмотреть в лицо реальности, Кейт. Не могу всю жизнь гоняться за ветряными мельницами.

Она кивает, как любящая мать, то есть нормальная мать, в отличие от моей, которая сейчас небось выполняет сгибания корпуса перед сном со своим Эйваном.

— Тогда можешь остаться у меня, пока не устроишься, — предлагает она. Ну что бы я без нее делала? Она поддерживает меня сильнее, чем лифчик «вандербра».

Наутро, в семь часов, в дверь раздается оглушительный стук. И это в воскресенье! Если это полицейский налет, то они ошиблись домом. Если, конечно, их не из «Мастеркард» прислали. Кейт, Брюс и я бросаемся к двери одновременно. Брюс открывает, а мы прячемся за его спиной, проявляя невиданную смелость.

— Джесс! — восклицает Брюс. Мы с Кейт выглядываем из-за его плеча. На пороге стоит Джесс, и вид у нее, как будто она не спала неделю, после чего ее вверх тормашками протащили через живую изгородь.

— Куда ты дальше поедешь, Карли? — сбивчиво спрашивает она.

— Никуда. Я отказалась от этой затеи. — От шока я еле ворочаю языком.

— Нет, не отказалась, ты поедешь. Так какой у тебя следующий пункт?

Я ничего не соображаю. Нет, вроде соображаю. Том, Ирландия.

— Ну, Дублин, но я не…

— Ты едешь, — орет она на меня. Черт, она что, наркоты наглоталась? Или отравилась несвежим карри? — Теперь быстро пакуй вещи.

Кейт наконец обретает дар речи:

— Что происходит, Джесс? Расскажи, что произошло.

Она роется в сумочке и достает газету. «Мировые новости». Заголовок гласит: «Плохиш Бэзил и его похотливая ассистентка».

— Журналисты окружили мою квартиру. Мне надо уехать из страны, прежде чем они меня обнаружат. Купер, ты что стоишь, черт тебя дери? Двигай задом, такси весь день ждать не будет.

Вот это переполох! Только я подумала, что страннее уже некуда, — и вот скрываюсь от желтой прессы в темных очках и распиваю в самолете бутылку вина на пару с кем бы вы думали — с Похотливой Ассистенткой!

Джесс замечательно держится. Был один момент, когда мы было запаниковали — нервная девушка у стойки регистрации сказала, что на следующий дублинский рейс нет билетов. Но мы спасли ситуацию, полетев первым классом. Все беглецы от правосудия именно так и делают — бегут из страны, попивая шампанское и закусывая сэндвичами с копченой лососиной. Ронни Биггс бы нами гордился[31].

Прячась от всех, кто даже отдаленно напоминает представителя прессы, мы тихонько крадемся по аэропорту Шэннон к ближайшей стойке проката автомобилей.

Извините, мадам, но у нас сегодня есть только «фиат уно». — Она что, издевается? Во мне пять футов восемь дюймов, Джесс на три дюйма выше. Одной из нас придется ехать на крыше, а так как я единственная, кто не забыл взять права, то это будет Джесс. Ей ни капли не смешно. В конце концов при помощи вазелина и йоги, сняв с себя несколько слоев одежды, мы умудряемся залезть в машину. Одному богу известно, как мы будем из нее вылезать. Наверное, понадобятся ремни и подъемный кран. Мы выезжаем на шоссе и двигаемся на юг. Меня поражает самообладание Джесс. Ни слезинки не пролила! Если бы на ее месте были Кейт, Кэрол, Сара или я, мы бы уже мусолили третью коробку бумажных платков, выли и били себя в грудь. Но не Джесс — она всегда была самой сильной из нашей пятерки. Честно говорю: я не видела, как она плачет, с тех пор, как ей было четырнадцать и она напилась домашним сидром, нелегально пронесенным на школьную дискотеку. Она была безутешна, так как диджей отказался сыграть «Муравьиную песню» Адама Анта. То было время сильных эмоций, подпитываемых гормонами и сидром.