Тибетское Евангелие - Елена Крюкова

Протянул руки. Запомнил мелодию танца.

Били гонги. Текла Ганга.

Втекали людские жизни в огненную реку великой смерти.

— Ты все понял?

Шива стоял передо мной. Мудру иную пальцами сложил. Я прочитал: левая рука — Патака, флаг, правая — Ардха Чандра, половина Луны.

Подними флаг свой и неси перед собой, и никогда не опускай. Донесешь до вершины своей. Когда взойдет над твоей головой молодой месяц — тогда выше флаг подними: молодая Луна увидит усердье твое, с небес улыбнется тебе.

Мы оба сели на ступени. Я и он.

— Путник ты, и ноги твои устали.

Чувствовал запах пота, исходящий от плеч и лица Шивы.

— В лесах и полях мира сего я раздвигаю бесконечно высокие заросли. Я ищу.

— Что же ты ищешь, о путник? Кто пропал у тебя, пастуха?

— Ищу быка в камышах. Ищу рыбу в воде. Ищу вечно живое, оно от меня уплывает.

— Разве ты сам не живой? Разве не вечен? Потерял силы и надежду?

— Я полон сил. Я танцевал с тобой. Ты же видел.

— Да, это так. Никто из смертных не танцевал со мной. Сейчас покину тебя, и что будешь делать? Дальше живое искать? Зверя ловить арканом? Рыбу — сетью? Станешь ловец человеков?

— Стану ловец человеков и богов.

Изумился ответу. Долго молчал.

Оба молчали и глядели вниз на огни, что плыли по Ганге.

— Слышишь стрекот цикад? Овца никогда не терялась. Бык не терялся. Корова уже в стойле. Рыба печется в костре, и еще рыбы плещутся в заводи. Зачем искать? Не теряй связи с природой своей. Тогда боги снизойдут к тебе.

— Я не потерял; и, видишь, ты снизошел.

На это нечего было ответить.

— Ты видел следы зверя твоего?

— Я видел след быка. Видел след волка. Видел след тигра. Я видел в черной воде светящийся след играющей рыбы. Видел след Бога в небесах. След стопы Бога видел на вершинах снежных гор. Люблю тебя, Шива. Твой след больше не ускользнет от меня: ведь мой взор направлен прямо в твое небо.

Он вскочил на ноги. Я сидел на ступенях, он стоял передо мной.

— Знаешь, могу тебя уничтожить мановеньем руки. Я — Истребитель.

Тогда я тоже встал. Теплый камень лег под мои босые ноги. Мне казалось: стою на плывущей рыбе. Вытянул руку вперед и посмотрел Шиве в глаза.

— Ты — Истребитель, а я — Рождающий. Ты убиваешь, я рождаю. Мы друзья.

Его огромные глаза завращались в орбитах. Плыли по темному лицу, как голубые, зеленые огни по течению Ганги. Молчал. Пальцы в третьей мудре сложил. Мизинец и безымянный подняты, средний, указательный и большой сложены в щепоть, в троеперстие. Два лебедя. Плывут навстречу друг другу.

Я кивнул.

— Еще проплывут тысячу лет, — мне бесслышно шепнул.

Я кивнул: да, еще тысячу тысяч лет. Пока одна кальпа не сменит другую.

— Встретятся — клювы их поцелуют друг друга, и крылья вострепещут. Свет разольется. А до той поры — война, и черный дым, и страшный танец, разрушающий мир.

— Воистину.

Повернулся спиной. Пошел прочь от меня.

Колокольцы звенели, привязанные к рогам коров, к хоботам слонов. Ганга принимала в черное лоно молящихся. Плыли, плыли огни по реке.

Спустился по каменным ступеням к воде священной Ганги. В ноги мне бросилась женщина в грязном, жиром испачканном сари.

Крикнула так: Ты всемогущий, о Исса, о тебе слава идет как о великом пророке! Свергни с трона раджу Варанаси, ибо нечестивец и злодей!

Положил руку на голову ее. Так сказал: Злодей сам умертвит себя. Зло — змея, и кусает свой хвост. Если убьешь зло, породишь зло, ибо уже убил. Предоставь злу самому убить себя; ибо злой человек — ядовитый скорпион, и он сам в гневе поражает себя ядом своим.

И другая женщина бросилась мне под ноги из ночной тьмы.

Плакала, кричала: О господин, о Владыка Исса! Пришел сюда и скоро уйдешь. Слух о тебе идет, что все можешь! Я бедна и нища, и нет мне богатства и счастья! Дай мне счастье, Исса! Дай самое дорогое, что видела в жизни! Укради мне алую шпинель с тюрбана злого, богатого раджи Варанаси!

Взял бедную женщину за руку; и плакала она.

Спустился с ней к Ганге. На берегу присел, зачерпнул воды в ладонь. Глядел на воду, вода стекала сквозь пальцы. Женщина плакала и на меня глядела. Обернулся к ней и так сказал: Вот самая большая драгоценность, какая только есть на земле. Вода! Испей. Окунись. Помолись.

Женщина сделала, как сказал. В сари в воду вошла, и намокло сари. Облепила мокрая ткань ее тело, и увидел, что молода. Стояла в воде, омываемая струями, закрыла глаза. Отдавалась ласке воды. Подумал так: еще полюбишь, еще родишь дитя. Вода, чистая вода спасет тебя.

Ночь минула. Мы собрались, снарядили верблюдов и двинулись по дороге в Капилавасту.

В Капилавасту, мне так сказали в граде Варанаси, родился Господь Будда.

Хотел почтить память земли, где родился Свет.

В Капилавасту синее небо и холодный ветер.

В Капилавасту высокие горы, они близко.

Тишина стоит в Капилавасту; люди тут молчаливы. Кто живет в домах, а кто и в юртах.

Раскосые люди в юртах живут. Женщины из юрт выходят, при дороге садятся, пряжу прядут. Прялки у них смешные: короткие палки, на конце — крестовина. Быстро дергают пальцами из комка черной ячьей шерсти нить, перевивают в пальцах, а рука прялку крутит, крутит. Обматывает пряжа крестовину.

Крест — небесный знак Огня. Из сердцевины бьют лучи. Римляне на кресте людей распинают. Если человека на открытом солнце оставить — раскинет руки и ноги, пронзится лучами. Убьет его Истребитель.

Зашел в юрту. С потолка свешивались синие, черные ковры, стреляли малиновыми, оранжевыми искрами цветных нитей.

Свисали, качались на ниточках, на пряже овечьей и ячьей крохотные куклы. Глаза, носы и рты углем на холстине нарисованы. Ручки торчат, крючатся тряпичные ножки. Есть и запеленутые куклы: младенцы.

На полу юрты, на кошме, лежал ребенок. Туго спеленут, да живой, не кукла. Тонко пищал. Лицо круглое, смуглое, глаза узкие. Сел на корточки перед ребенком, погладил его по щеке. Он затих.

Мать сидела перед очагом. Переворачивала на жаровне лепешки. Дух печеного теста проник в ноздри. Я умел побороть голод.

Мать, так сказал, зачем куколки? Рукой наверх показал.

Так сказала: Сие есть Духи продолжения рода, господин!

Их много, так сказал.

И сказала: Верно, много онгонов должно качаться над колыбелью младенца! Чем больше онгонов — тем больше буду рожать. Род должен продолжаться всегда! Даже и во время великой войны. Во время великой Битвы Небесной.