"Попаданец" в НКВД. Горячий июнь 1941-го - Виктор Побережных

— Ситуация интересная, — оживился нарком. — Выстраивается любопытная цепочка…

Оказывается, я очень разбаловался за последнее время. Привык летать самолетом, аристократ хренов! Думал, по простоте душевной, что и в этот раз по воздуху до места доберусь. Счаз! Размечтался! А в теплушку не хотите, товарищ старший лейтенант? Как не хотите? А придется! И пришлось трястись в этом СВ, черт бы его побрал! Нет. Поначалу, первые два дня, было даже прикольно. А вот дальше уже надоело. Причем мы-то, в смысле усиление комиссии, ехали с относительным комфортом, в отличие от остального эшелона. Всего 11 человек на теплушку, так что место было. И все бы ничего, если бы не старший нашей группы, которым назначили военюриста 2 ранга Пуриса. Если бы я не знал его имени и фамилии, ни за что бы не догадался, что он прибалт.

Военюрист Адам Янисович Пурис был маленький и кругленький, с густыми, жесткими на вид волосами на непомерно большой для такого тела голове. Хитрые, немного косящие маленькие глазки, спрятавшиеся в глубине пухлых щек под низким, скошенным лобиком, казалось, постоянно ощупывают все окружающее. Весьма отвратительный внешне тип. Именно так я и подумал в первый момент. Ну никак он не напоминал знакомых мне прибалтов! Хоть убейте! Этот мелкий живчик скорее напоминал кавказца или еврея, но не степенного латыша, кем он был на самом деле.

При всей своей невзрачной внешности Адам обладал шикарным, хорошо поставленным баритоном, услышав который я просто обалдел, вспомнив первую встречу с «Бахом», а в процессе знакомства я полностью поменял свое мнение о Пурисе — умница и весельчак! Именно так я стал считать уже через десять минут после знакомства. Энергия и шутки просто били из него во все стороны. Эх, если бы я знал его поближе, то заранее бы застрелился или пристрелил его! Мало того, что он оказался алконавтом, так еще и трепаться мог круглые сутки без перерыва! К концу второго дня вся наша группа явно мечтала пристрелить его. До того достала его болтовня, водка и бабы. Как он ухитрялся на каждой остановке находить себе новую пассию, просто ума не приложу. И чем он их так очаровывал? Голосом? Или весь в корень ушел? Вообще, компания подобралась нормальная. Все примерно одного возраста, за исключением Пуриса, которому было уже сорок три года. Звания тоже не сильно различались, да и относились почти все к одной «конторе». Только Пурис и еще один военюрист, Смолин Олег, были из прокуратуры. Все остальные — из НКВД: муровцы и три гэбэшника, считая меня.

В Ростов мы прибыли утром 25 июля, уже спаянной (или споенной Пурисом) командой. Дорога, которая в моей прошлой жизни занимала сутки, длилась целую неделю. Дорога была просто перегружена эшелонами, а наш не относился к первостатейным. Вот мы и тормозились почти на каждой станции. Довольным оставался только наш старшой. Мы же искренне обрадовались предстоящему расставанию с нашим «экспрессом». Увидев город, в первый момент я впал в откровенный ступор. Таких развалин мне еще не доводилось видеть! Только в старой кинохронике, посвященной Великой Отечественной, было что-то похожее. Но одно дело — кадры хроники, на которые ты смотришь, сидя в мягком кресле перед телеящиком, и совсем другое — видеть подобное вживую. Поначалу мне показалось, что целых зданий в городе не осталось совсем. Оказалось, что я, к счастью, ошибался. Такая разруха была в основном у железнодорожного вокзала. Как нам объяснил встречающий нас капитан, тут отметились и наши «соколы», и «птенцы Геринга». В результате их действий прилегающей к железной дороге части города просто не было. Были горы кирпича, которые разбирали небольшие группы женщин. Подведя нас к ЗИСу, ожидавшему нас на площади, капитан и Пурис направились к коменданту. А мы остались ждать у машины. Не успели мы выкурить по папироске, как «начальство» уже вернулось. Быстро погрузились в кузов ЗИСа и двинулись в путь.

— Адам Янисович, далеко нам ехать? — поинтересовался Серега Драчев, рыжий, добродушный здоровяк. Эксперт-криминалист из МУРа.

— Прилично. Есть тут такой городок — Ейск. Вот в него и направляемся. Капитан, — Пурис кивнул на кабину, — говорит, что к вечеру будем, если ничто не помешает.

Интересно, интересно. Пару раз мне доводилось отдыхать в Ейске. Маленький уютный городок на берегу Азовского моря. М-да. Хорошо там было! Во всяком случае, мне там больше понравилось, чем на Черном море. Увлекшись воспоминаниями, я прослушал, что еще говорил Адам, и вновь стал слушать его, только когда нас хорошо тряхануло на какой-то кочке.

— …Вот и получается, что работы будет много. Мало того, что там этот детский лагпункт был, нас еще, возможно, привлекут к работе с пленными. Для которых там устроили временный лагерь.

— Простите, Адам Янисович, — я решил уточнить. — Задумался и прослушал подробности. Что за лагерь в Ейске?

Пурис хмуро глянул на меня, тяжело вздохнул, но пояснил:

— Не у Ейска лагерь. Из Ейска мы в Мариуполь, морем. А уж у Мариуполя, — он тяжело вздохнул, — в одном из лагерей для военнопленных немцами был устроен временный концентрационный пункт для детей. После набора определенного количества детей немцы передавали их в специальные медицинские группы.

— Зачем? — Я начал догадываться, но верить ЭТОЙ догадке не хотелось.

— Кровь им нужна была. Раненым переливать, — голос Пуриса дрогнул, — мрази…

Желание о чем-либо говорить пропало у всех. Я смотрел в степь и ничего не видел. Перед глазами сами собой мелькали кадры кинохроники, на которой были засняты узники концлагерей. Господи! Неужели мне предстоит увидеть нечто подобное своими глазами?! Только теперь до меня окончательно дошло, в КАКОЙ комиссии мне предстоит работать! Да лучше с утра и до вечера с «мозговедами» общаться, чем это все видеть! Ну и руководители! За что они меня так? Из-за моего рапорта? Может, и так. Задумавшись обо всем этом, я окончательно ушел в себя.

До Ейска мы добрались уже глубокой ночью. Слишком оптимистичен был капитан, обещая быструю поездку. Хорошо еще, что по дороге была возможность остановиться на обед. А то бы совсем грустно было. Разместили нас в небольшом домике недалеко от центра города. Насколько я помню, в мое время эта улица называлась именем Карла Либкнехта.

Подняли нас рано, часов в пять, позавтракали, и в порт. Плыть нам предстояло на кораблике размером с «Метеор», мотающийся по рекам между маленькими городками. Но в отличие от «Метеоров» наш кораблик был вооружен пушкой на носу суденышка, упрятанной в танковую башню, и счетверенными «максимами» на корме. Как я понял, пулеметы являлись зенитной установкой. Мне уже доводилось видеть подобные конструкции, но не знал, насколько они эффективны. Надеюсь, что и не придется узнать. Вместе с нами на кораблик погрузили кучу каких-то ящиков, количество которых отслеживал Пурис. Сверившись со своим списком, он расписался в бумагах сотрудника НКВД, руководившего погрузкой, что-то сказал капитану нашей посудины, и минут через пять мы стали отходить от причала. Не знаю, как называют такое состояние моря сами моряки, я охарактеризую коротко — задница! Причем полная! Тепло, ветра нет, но море… Какие-то сплошные мелкие волны, от которых кораблик постоянно трясся как припадочный. Хорошо, что плыть было недалеко. Но и то, когда сходили на берег в Мариуполе, вся наша группа имела бледно-зеленый вид и пустые желудки. На ни в чем не повинный кораблик мы смотрели с плохо скрываемой ненавистью, которую оттеняли ухмылки экипажа корабля и встречающих нас сотрудников НКВД, а еще через пару часов мы были на месте.