Беззвездное море - Эрин Моргенштерн

Лампа согласна приблизиться к дыре, но не вплотную. Закери ставит ее на пол, наклонив в сторону отверстия (кот в восторге от бахромы), перешагивает через верх рамы и входит внутрь.

Ботинки хрустят по чему-то, что валяется на полу, по чему именно, известно лишь темноте, и Закери находит, что так оно, пожалуй, и лучше. Лампа замечательно справляется с освещением, но глазам требуется время, чтобы привыкнуть. Он сдвигает одолженные очки поближе к переносице.

Приглядевшись, он понимает, глаз оттого не свыкается с темнотой, что свету не от чего здесь отразиться. Комната вся, целиком, выгорела. То, что он принял за пыль, – это пепел, осевший на останки того, что находилось здесь раньше, и он в точности представляет себе, как тут все было когда-то, некое неопределимое время тому назад.

Письменный стол в центре комнаты и кукольный домик, стоявший на нем, обожжены до черноты, в прах.

Кукольный домик обрушился, крыша его провалилась. От обитателей его и всего, что вокруг, испепеленных, осталась одна память. Комната полна обугленной бумаги и предметов, обгоревших до неузнаваемости.

Закери протягивает руку к единственной звезде, которая свисает с потолка на чудом уцелевшей струне, и от прикосновения та падает на пол и теряется в тенях.

– Упадок и разрушение, – говорит он отчасти самому себе, отчасти коту, который поверх рамы выглядывает из коридора. – Даже крошечным империям приходит конец.

Кот, как бы в ответ, пропадает из виду.

Закери хрустит ботинками по угольям, по осколкам сгоревшего мира. Подходит к кукольному домику. Навесная петля, которой соединялись створки фасада, цела, он ее отпирает, и под пальцами петля распадается, и остатки фасада оседают на стол, открывая то, что осталось от интерьера.

Он пострадал чуть меньше, чем остальная часть комнаты, но, конечно, обожжен и черен от копоти. Спальню не отличить ни от кухни, ни от гостиной. Чердак обвалился на этаж ниже, прихватив с собой большую часть крыши.

Глаз цепляется за что-то в одной из сгоревших комнат. Закери достает это из руин.

Куколка. Краем своего свитера оттерев с нее сажу, он подносит ее к свету. Это куколка-девочка, возможно, дочь изначальных обитателей дома, из расписного фарфора. Треснутая, но целая. Закери оставляет ее стоять на руинах дома.

Он хотел увидеть все так, как оно есть. Сам домик, город вокруг, окрестности и тот, другой заморский город-на-том-берегу. Множество добавок, внесенных входящими в этот мир людьми, и наползающие один на другой сюжеты. Да, пожалуй, ему самому хотелось что-то сюда добавить. Оставить свой след в этой истории. Он даже не осознавал, как сильно этого хочет, пока не столкнулся с реальностью, пока не оказалось, что сделать это не в его силах. В смятении он не понимает, печален он, зол или разочарован.

Что ж, время идет. Все меняется.

Он оглядывает комнату, всю просторную комнату, в которой обитает теперь лишь девочка из фарфора, стоящая на пепелище своего мира. Остались обрывки струн, на которых свисали когда-то с потолка небесные тела, звезды или планеты, струны эти как клочки паутины. Теперь он видит, что кое-что еще пережило бедствие, поразившее кукольный мир. Вон следы кораблекрушения в том углу, где когда-то лежал океан, вон отрезок железнодорожного пути, бегущего по краю стола, вон напольные часы, выпавшие из окна главного дома, а вот олень, весь в копоти от копыт до рожек, но целехонький, глядит на Закери с полки стеклянными глазами-булавками.

По стенам скручиваются, как стружка, полоски несгоревших обоев. Рядом с той полкой, на которой олень, – дверь без ручки, и не та ли, мимо которой он прошел получасом раньше.

Комната вдруг все больше напоминает собой могилу, запах гари усиливается.

В коридоре падает лампа – то ли по собственной воле, то ли кот постарался. С тихим треском разбивается лампочка и уносит с собой свет, оставив Закери в темноте посреди обугленных остатков миниатюрной вселенной.

Он плотно закрывает глаза и считает в обратном порядке, начав с десяти.

Странным образом он ожидает, что сейчас вот, открыв глаза, увидит, что он в Вермонте, однако это не так. Он по-прежнему там, где был десять секунд назад, но теперь во тьме смутно сереет просвет, на который можно ориентироваться.

Он выбирается в коридор, стараясь не наступить на лампу. Возвращает ее на столик и, насколько удастся, убирает с пути осколки разбитой лампочки.

На книжных полках стоят несколько обетных свечей, он использует одну, чтобы снова зажечь ту, что в раме. Едва пламя ожило, как рама начинает двигаться вверх, и стена снова отгораживает собой пепелище кукольной вселенной.

– Мяу, – произносит персидский кот, возникнув внезапно у его ног.

– Слушай, – отвечает коту Закери. – Я сейчас пойду вон туда, – он указывает на коридор налево, решение приходит к нему по мере того, как он его оглашает. – Хочешь, пойдем со мной, а не хочешь, дело твое. Сам выбирай.

Кот смотрит на него снизу вверх и подергивает хвостом.

Тот коридор, что влево, короткий и темноватый, выходит в зал, потолок в котором поддерживается мраморными скульптурными группами, где по две переплетенные фигуры, а где и по три, которые явно в сложных между собой отношениях и заняты больше друг другом, чем своей архитектурной задачей.

Потолок позолочен и украшен десятками крошечных лампочек, отбрасывающих теплый свет на застывшую под ним оргию изваяний.

Глянув через плечо, Закери видит кота, который за ним следует, но, заметив, что Закери его видит, кот останавливается и как ни в чем не бывало принимается вылизывать лапу, словно вовсе не за ним он идет и просто так вышло, что им по пути.

Из зала со скульптурными колоннами выходит другой коридор, и там на пороге стоят еще две статуи. Одна заглядывает в зал, а другая отворачивается, прикрывая рукой свои мраморные глаза.

Кот, найдя что-то на полу, лупит по нему лапой, наблюдая, как оно перемещается от удара. Впрочем, находка быстро теряет свою привлекательность, и кот, в последний раз пристукнув ее, шествует дальше. Закери идет посмотреть, что там такое, находит звезду-оригами, у которой один угол замялся, и прячет звезду в карман.

В конце концов, более или менее ненароком, Закери оказывается в Сердце. Дверь в кабинет Хранителя открыта, но тот не поднимает глаз, пока Закери не стучится в открытую дверь.

– Здравствуйте, мистер Роулинс, – говорит он. – Как вы себя чувствуете?

– Лучше, спасибо, – отвечает он.

– А ваш друг?

– Все еще спит, но, похоже, он в порядке. Послушайте, я разбил лампу в одном из коридоров. Я могу прибраться там, если у вас есть веник или что-то вроде того. – Взгляд его утыкается в допотопную метлу, что стоит в углу.

– В этом нет необходимости, – отвечает Хранитель. – Я распоряжусь. В котором именно коридоре?

– Вон в том, – Закери указывает, откуда пришел. – Там еще рядом рама от картины, в которой горит настоящая свеча.