Лепестки на воде - Кэтлин Вудивисс

— Кажется, Каин хочет, чтобы вы приняли эту птицу в подарок, потому что вы — его друг.

Горбун добавил неразборчивую фразу.

— Он вырезал ее для вас, — перевел Гейдж.

— О, Каин, какая прелесть! — в неподдельном восторге воскликнула Шимейн. Несмотря на собственное уродство, горбун чувствовал красоту природы и попытался воплотить ее в деревянной статуэтке птицы. — Вы наделены редкостным даром, Каин! Я с радостью приму ваш подарок и сохраню его в память о нашей дружбе. Спасибо вам.

Шимейн шагнула вперед, и Каин, просияв, удостоился еще одного нежного поцелуя в лоб. После дружеского объятия Шимейн отступила. Видимо, ее поступок вновь смутил Каина: он дотронулся до места, к которому прикоснулись губы Шимейн, и вдруг расплылся в кривой улыбке, обнажающей редкие зубы. Застенчиво попрощавшись, он повернулся и скрылся в темноте.

Гейдж подошел поближе к Шимейн, чтобы рассмотреть птицу. Казалось, он тоже был поражен отзывчивостью спутницы.

— По-моему, вы обрели преданного друга, дорогая.

— Каин очень одинок и заслуживает сочувствия, — искренне произнесла Шимейн. — Мне больно думать о том, сколько бед пережил этот всеми отвергнутый, несчастный человек. Все мои страдания ничтожны по сравнению с его муками. Размышляя о них, я понимаю, что должна благодарить судьбу.

— Ваша доброта облегчила ему жизнь, Шимейн, — заметил Гейдж. — Каин огорчился бы, узнав, что вы печалитесь. Не для того он вложил столько труда в свой подарок. Он хотел доставить вам удовольствие, какое вы доставили ему единственным поцелуем.

Улыбнувшись, Шимейн позволила Гейджу подсадить ее в повозку. Они отправились в путь, торопясь добраться до дому. Сначала Шимейн разглядывала фигурку, подаренную Каином, но так как день выдался утомительным, ритмичное цоканье копыт и легкое покачивание рессорной повозки вскоре убаюкали ее. Несколько раз она резко вскидывала голову, просыпаясь, пока мужская рука не прижала ее к крепкому плечу. Поездка прошла для Шимейн незамеченной, и, даже когда Гейдж остановил жеребца у сарая, она не проснулась.

Гейдж привязал вожжи к передку повозки, откинулся на сиденье и вгляделся в лицо спящей спутницы. Она прижалась к Гейджу, словно впитывая его тепло. Упругая грудь обжигала его сквозь ткань рукава, и Гейдж с трудом удерживался, чтобы не обвести пальцем ее соблазнительные контуры. От Шимейн исходил тонкий аромат фиалок — он почувствовал его в первую же минуту, как только сел рядом с ней в повозке сегодня днем. Весь вечер он с удовольствием ухаживал за Шимейн, но еще приятнее было разглядывать ее, спящую при лунном свете.

Гейдж положил руку на спинку сиденья, слегка обняв плечи Шимейн. Из ее приоткрытых губ вырвался вздох, лаская его лицо. Не задумываясь, Гейдж склонился к ее губам, ждущим поцелуя.

Шимейн снился благородный рыцарь, и она пылко ответила на поцелуй, ощутив волнующее, непривычно реальное чувство. Лицо, нависшее над ней, было скрыто мраком, но Шимейн придала ему знакомые черты — прямой нос, волевой подбородок.

Видение померкло — Шимейн нехотя возвращалась к действительности. На губах остался странный вкус — так иногда пахло от ее хозяина после стакана эля, выпитого за компанию с работниками. Шимейн облизнула губы, впитывая этот вкус, и пожалела о том, что рыцарь исчез. Бесподобный поцелуй!

Отрицать реальность стало немыслимо. Шимейн недоуменно вглядывалась в лицо человека, смотрящего на нее. Неужели он целовал? Или она еще спит? Внезапно она увидела, как его губы растянулись в улыбке, а негромкий шепот убедил ее, что она уже не спит.

— Пожалуй, придется отнести вас наверх.

— Мы дома? — спросила Шимейн, растерянно оглядываясь.

— Да, мы благополучно вернулись домой.

Гейдж обнимал Шимейн, но она не делала попыток отстраниться — от его руки исходило тепло, лежать на ней было удобно и… приятно.

— Сколько я проспала?

Гейдж пожал плечом, и косой луч лунного света проник в повозку.

— Вы заснули, как только мы покинули Ньюпорт-Ньюс. Я думал, вы проспите в повозке всю ночь.

— Мне снился чудесный сон… — вздохнула Шимейн. Положив руку на колени, Гейдж вгляделся в лицо Шимейн, полускрытое тенями.

— И что же вам снилось, дорогая?

Шимейн отвернулась, не желая отвечать. Если это на самом деле сон, то Гейджу незачем знать ее смелые фантазии. А если сон был явью, тогда необходимо забыть о том, что произошло между ними.

— Пойдемте лучше в дом. — Она поежилась, внезапно почувствовав ночную прохладу. — Я замерзла.

Гейдж легко спрыгнул на землю, снимая сюртук. Шимейн повернулась на сиденье, готовясь спуститься, но Гейдж жестом остановил ее и взял с ее колен деревянную цаплю. Поставив девушку на землю, он набросил ей на плечи сюртук и повел к дому. В коридоре Гейдж зажег пару свечей, и Шимейн снова стала любоваться деревянной фигуркой.

— Мне надо распрячь жеребца, — объяснил Гейдж и подошел ближе, не в силах отказать себе в удовольствии вдохнуть сладкий запах Шимейн.

— У него есть имя? — спросила она и зевнула, прикрывая рукой рот.

Гейдж усмехнулся, снял с ее плеч сюртук и положил на высокий табурет.

— Да, его зовут Раньше.

— Раньше? — озадаченно переспросила Шимейн. — Странное имя.

— Он довез нас до города раньше, чем это сделала бы кобыла.

— А как же зовут кобылу? — сонно улыбнулась Шимейн.

— Позже.

— Значит, Раньше и Позже?

Гейдж кивнул.

— Хорошо еще, что имя своему сыну вы выбирали иначе.

— Виктория ни за что не позволила бы мне мудрить с его именем.

— Будь я вашей женой, я бы тоже не позволила, — ответила Шимейн, подавив еще один зевок.

— Об этом мы поговорим, когда вы родите нашего первенца, — озорно блеснул глазами Гейдж.

Чувствуя, как улетучиваются остатки сонливости, Шимейн вскинула голову и изумленно уставилась на Гейджа. Он смеется над ней? Шимейн решила не тратить времени на расспросы — благоразумнее ретироваться.

Под пристальным взглядом Гейджа она метнулась к лестнице.

— Трусиха!

Шимейн застыла, поставив ногу на нижнюю ступеньку и медленно оглянулась.

— Вы назвали меня трусихой, сэр?

— Вот именно. — Гейдж скрестил руки на груди, глядя на нее в упор.

— Почему? Я, кажется, ничем не заслужила такого оскорбления.

Гейдж слегка пожал плечами.

— Вы предположили самое худшее, Шимейн, но не стали расспрашивать, а бросились к лестнице, словно ошпаренная.

— По-моему, было бы неразумно выяснять, что вы имели в виду, сэр. В конце концов, мы с вами остались в доме вдвоем, я — ваша служанка… — вспыхнула Шимейн.