Энн из Зелёных Крыш - Люси Мод Монтгомери

– Да, я верю в то, что у неё получилось бы. – Ответила сухо Марилла. – Она и так постоянно произносит проповеди. В Эйвонли у нас мало шансов сбиться с истинного пути, пока у нас есть Рейчел, которая присматривает за всеми.

– Марилла, – обратилась к ней Энн доверительно, – я хочу Вас кое о чём спросить и узнать, что Вы об этом думаете. Это меня ужасно беспокоит, особенно воскресными вечерами, когда я особенно много размышляю на такие темы. Я действительно хочу быть хорошей, и когда я с Вами или с миссис Аллан или мисс Стейси, мне этого хочется больше всего на свете. Я хочу угодить вам и жду вашего одобрения. Но часто, когда я с миссис Линд, я становлюсь ужасно несдержанной, и мне так и хочется сделать что-то противоположное тому, что она говорит. У меня возникает непреодолимое искушение сделать всё наоборот. Как Вы думаете, почему я это чувствую? Вы считаете, что я плохая и духовно беднею?

Марилла мгновение смотрела с недоумением на неё, а потом рассмеялась.

– Если ты такая, значит я тоже, Энн. Потому что Рейчел производит на меня такое же впечатление. Иногда я думаю, что её влияние на людей увеличилось бы, как ты выражаешься, если б она постоянно не поучала людей делать всё правильно. Я думаю, что должна существовать специальная заповедь, запрещающая давать наставления. Но я не могу открыто так говорить. Рейчел добрая христианка и у неё самые лучшие намерения. Нет чище души в Эйвонли. И она никогда не отказывается от своей части работы.

– Я так рада, что Вы чувствуете то же самое, – твёрдо произнесла Энн. – Это так ободряет. Теперь я не буду об этом так много думать. Но у меня есть ещё несколько вещей, которые меня беспокоят и постоянно появляются новые. Вопросы, которые приводят меня в недоумение. Только ты решишь один вопрос – как сразу появляется второй. Так много вещей, о которых нужно подумать, когда ты начинаешь взрослеть. Моя голова всё время занята размышлениями над этим и решениями, что же правильно? Очень серьёзная вещь – взросление, не так ли, Марилла? Но если у тебя есть такие хорошие друзья, как вы с Метью, миссис Аллан и мисс Стейси, я наверняка повзрослею успешно. Если же нет, уверена, это будет моя собственная ошибка. Я чувствую огромную ответственность, потому что у меня есть только один шанс. Если я не повзрослею правильно, то не смогу вернуться и всё повторить. Марилла, я подросла на 2 дюйма за лето. Мистер Гиллис померил меня на Дне рождении Руби. Я так рада, что вы сделали мои новые платья длиннее. Вот это тёмно-зелёное платье особенно. С вашей стороны было очень мило отделать его оборками. Я знаю, что в этом не было особой необходимости, но оборки очень модны этой осенью и у Джози Пай есть оборки на всех платьях. Наверняка, с ними я стану учиться лучше. У меня очень хорошее предчувствие по поводу этих оборок.

– Ну, ради этого стоило их сделать, – согласилась Марилла.

Мисс Стейси вернулась в школу Эйвонли и обнаружила, что все ученики с нетерпением готовы окунуться в работу как прежде. Подготовительный класс с готовностью вышел на финишную прямую. Потому что на горизонте, в конце учебного года, бросая неясную тень на весь оставшийся путь, маячило нечто роковое, известное как «вступительные экзамены». И при мысли об этом у всех учеников, без исключения, душа уходила в пятки.

А что, если они не сдадут! Эта мысль не давала покоя Энн зимними утрами, включая воскресные вечера, почти полностью исключив вопросы о морали и теологии. В своих кошмарах Энн видела себя жалко глядящей на список сдавших вступительные экзамены, где имя Гилберта Блайта возглавляло его, в то время как её имени там и в помине не было.

Но, в целом, это была чудная, интенсивная и счастливо пролетевшая зима. Занятия в школе были интересными и соперничество таким же захватывающим как прежде. Новы миры мыслей, чувств и амбиций, свежие пленительные поля неизведанных знаний открывались перед любопытным взглядом Энн.

«Но пей до дна и вновь обрящешь светлый разум.»[3]

Это происходило благодаря тактичному, внимательному и либеральному руководству мисс Стейси, которая позволила своему классу думать, познавать и открывать что-то новое самостоятельно. Она поддерживала учеников в отклонении от старых избитых путей в такой степени, что это пугало миссис Линд и попечителей школы, которые рассматривали новшества и отход от общепринятых методов, как что-то сомнительное. Также, кроме занятий, Энн часто развлекалась с позволения Мариллы, которая помнила о рекомендации доктора не запрещать прогулки. Дискуссионный клуб был в самом расцвете и дал несколько концертов. Прошла одна-две вечеринки, больше напоминающие взрослые. Также были прогулки на санях и весёлое времяпрепровождение на катке.

Тем временем Энн росла так быстро, что Марилла была поражена однажды, стоя рядом с девочкой и обнаружив, что та выше неё.

– Как ты так быстро выросла, Энн! – сказала она, неверя своим глазам. Вздох последовал за словами. Марилла почувствовала лёгкое сожаление из-за дополнительных дюймов. Ребёнок, которого она научилась любить, исчез каким-то образом, и появилась эта высокая пятнадцатилетняя девушка с серьёзными глазами, задумчивым выражением лица и гордо посаженной головкой. Марилла любила эту девушку так же сильно, как и ребёнка, но у неё возникло печальное чувство утраты. Тем вечером, когда Энн ушла на молитвенное собрание вместе с Дианой, Марилла сидела одиноко в зимних сумерках и не смогла сдержать слёз. Метью зашёл в этот момент с фонарём и испуганно уставился на неё. Ей пришлось рассмеяться сквозь слёзы.

– Я думала об Энн – начала объяснять она. – Она стала такой взрослой девочкой и, вероятно, покинет нас следующей зимой. Мне будет ужасно её не хватать.

– Она сможет часто приезжать домой. – Успокаивал её Метью, для которого Энн была и осталась маленькой любопытной девочкой, которую он привёз домой из Брайт Ривер одним июньским вечером четыре года назад. – К этому времени уже будет построена железнодорожная ветка к Кармоди.

– Но это не так же, как если бы она была всё время здесь. – Мрачно вздохнула Марилла, решительно настроенная насладиться своим безутешным горем.

В Энн были чётко заметны и другие изменения, не менее важные, чем внешность. Она стала более спокойной. Вероятно, больше размышляла, но мечтала как прежде, хотя намного меньше говорила. Марилла это также подметила.

– Ты щебечешь наполовину меньше, чем раньше и намного меньше говоришь вычурных слов. Что с тобой случилось?

Энн вспыхнула и тихо рассмеялась, опустив книгу и мечтательно поглядев в окно, где большие набухшие почки плюща раскрывались, влекомые сиянием весеннего солнца.

– Не знаю. Мне просто не хочется говорить так много. – Произнесла она задумчиво, подпирая свой подбородок указательным пальцем. – Намного приятнее думать о дорогом тебе и хранить это в сердце как сокровища. Мне бы не хотелось, чтоб над ними посмеялись или слишком интересовались. И почему-то больше не хочу использовать вычурные слова. Такая жалость, правда? Теперь, когда я достаточно взрослая, чтобы их произносить, когда захочу. В каком-то смысле быть взрослой так весело, но я ожидала немного другого, Марилла. Так много ещё нужно выучить, сделать и обдумать, что времени на красивые слова просто не остаётся. Кроме того, мисс Стейси говорит, что короткие слова намного сильнее и выразительнее. Она заставляет писать сочинения как можно проще. Вначале было сложно. Я настолько привыкла наполнять предложения вычурными словами, которые могла припомнить, а в памяти у меня их несчётное количество. Но теперь я могу писать проще и вижу, что так намного лучше.