Тень мечей - Камран Паша

— Если он окажется убийцей, король умрет, — медленно проговорил рыцарь, не сводя глаз с Конрада. — Но король умрет и в том случае, если иудей на самом деле окажется врачом, которого ты убьешь. Выходит, мы ничего не теряем, позволив ему заниматься своим делом, не так ли?

Какие-то нотки в голосе Уильяма испугали Мириам больше, чем все, что она видела доселе. В его голосе слышалась холодная уверенность в том, что он убьет любого, кто встанет между ним и его королем. Даже если это будет другой король. Рыцарь был совершенно бесстрашен, и она подумала, что этому человеку наверняка нечего терять. А Мириам знала: такие люди — самые опасные создания на земле.

Конрад, похоже, увидел безумие, скрывающееся за внешним спокойствием Уильяма, и, опустив меч, вложил его в ножны. Затем он отошел назад, к лучникам, которые не знали, нужно ли им тоже опускать свои арбалеты. Внутри королевского шатра густой воздух, пропитанный кровью и опасностью, так и не рассеялся. Конрад вновь обернулся к Уильяму, в его голосе звенели страх и ненависть:

— Ричард не доживет и до утра. Тогда я возглавлю армию крестоносцев.

Уильям пожал плечами, как будто это беспокоило его меньше всего.

— Скорее всего…

— Тогда знай: я похороню тебя в одной могиле с твоим высокомерным королем.

Уильям подошел к ложу смертельно больного монарха. Коснулся руки Ричарда и нежно пожал эту дрожащую руку.

— Если сегодня ночью король умрет, я сам вырою эту могилу, — ответил он.

Не найдя что ответить, Конрад последний раз смерил Мириам холодным взглядом и решительно покинул шатер. Лучники поспешили за своим мнимым королем.

Уильям успокаивающе коснулся плеча раввина, а затем улыбнулся Мириам. Бушевавшая ярость ушла, теперь рыцарь выглядел измученным и опустошенным.

— Прошу меня простить за бестактность, — извинился он. Халиль перевел.

Маймонид засмеялся, и от этого низкого, хриплого смеха у Мириам отлегло от сердца. Пока он в состоянии от души смеяться, она чувствует себя в безопасности даже в логове скорпионов.

— Не бойся, — по-французски ответил Уильяму раввин. — Репутация подлеца Конрада бежит впереди него.

Мириам шагнула к ложу умирающего короля. Пощупала его лоб. Ее рука словно коснулась тлеющих углей.

— Он весь горит, — по-французски констатировала она, не успев прикусить язык.

Пораженный Уильям уставился на Мириам: значит, иудейка понимала каждое слово, которое он произнес за последние четыре дня. Девушка заметила, как осклабился Халиль, — этот, похоже, ничуть не удивился.

Но, несмотря на свое недавнее поведение, франк был хорошо воспитан. Он и слова не сказал о том, что она поступила некрасиво, утаив, что понимает по-французски.

— Его можно спасти? — обратился он к ней на своем родном языке.

— Иудеи и мусульмане называют моего дядю чудотворцем.

Маймонид посмотрел на племянницу. В его взгляде сквозили гордость и смущение отца, которому польстила безоговорочная преданность отпрыска.

— Бог творит чудеса, а не я, — ответил он. — Если на то будет воля Божья, сэр Уильям, ваш король вернется к жизни. — И более грустно добавил: — Но если он решит забрать эту жизнь — на то Его воля.

Маймонид поднял небольшую деревянную чашу, которую взял вместо разбитой колбы. Налил туда воды и стал смешивать травы и капли тонизирующего средства — черного по цвету и сладкого на вкус.

Мириам вытерла лоб Ричарда влажным полотенцем. Сама не понимая зачем, она наклонилась и прошептала на ухо находящемуся без сознания Ричарду:

— Только не оставляйте нас, ваше величество.

Ричард Львиное Сердце стоял в самом сердце Иерусалима как завоеватель. Перед ним простирались горящие руины некогда величественной мечети «Купол скалы», золотой купол которой теперь был разбит. Густой черный дым вырывался из разрушенного языческого храма и вздымался к багровому небу.

Ричард шагнул вперед и стал разглядывать праведное разрушение, вызванное им самим. Небо, по которому плыли волнистые облака, прорезали вспышки молний, чтобы затем устремиться к земле, карая безбожников.

Шагнув вперед, он услышал ужасный треск под ногами и посмотрел вниз. Каменное основание, на котором некогда возвышалась языческая мечеть, теперь устилали тела, и он ступил на выставленные на всеобщее обозрение человеческие кости. Невозможно было определить, кому они принадлежали, другу или недругу, поскольку тело и одежда несчастного уже давно сгорели, а от обугленных останков исходило омерзительное зловоние обгоревшей плоти. Ричард попытался обойти другие тела, но у него ничего не получилось: вся земля была усеяна оторванными руками, ногами, головами, телами.

И это сделал он. В глубине души Ричард знал, что все эти люди умерли из-за него. Их жизни стали ценой победы, расплатой за выдающееся наследие Ричарда. Однако мысли о победе не могли заполнить ужасную пустоту, которая поселилась в его сердце. Он и раньше видел убитых, распластанных на поле битвы людей, видел окровавленные трупы в пропитанной мочой одежде. Но он никогда не чувствовал такой опустошенности, как сейчас. Ричард Плантагенет никогда не позволял себе быть слабым и поэтому после битвы не терзался чувством вины или раскаянием. Тогда почему они гложут его сейчас, в час его главной победы? Иерусалим у его ног! Имя Ричарда Львиное Сердце впишут в анналы истории рядом с именами Александра Македонского, Юлия Цезаря и Карла Мартелла. Ему хотелось крикнуть в пылающие небеса, что он доказал всему миру величие и славу Христа, но, не в силах разлепить запекшиеся губы, не издал и звука.

Ричард повернулся, не обращая внимания на хруст обезображенных трупов под ногами, и взглянул на Иерусалим с горы Сион, но ничего не увидел. Город скрывала стена огня и едкого дыма. Повсюду метались клубы разрушения, словно вокруг Ричарда кружился мрачный вихрь. Ричарду чудилось, что в этих черных клубах дыма он видит лица людей. Лица проклятых, чьи души он предал забвению в тщетной погоне за наивысшей властью. Поднялся ветер, и ему показалось, что он слышит голоса, которые манили его, призывая присоединиться к ним в преисподней. Клубы разрушения вздымались, окутывали его, треск горящего дерева и грохот падающих камней перерастали в крики отчаяния и неистовства.

Ричард стоял, молча наблюдая за истинной природой своих деяний. Он был центром бури. И он был один.

— Я предупреждал тебя, что это безумие, — раздался за спиной пугающий голос, который нарушил его одиночество.

Ричард знал, кому он принадлежит. Ему не нужно было даже оборачиваться. При одной мысли о том, что он опять увидит обладателя этого ненавистного голоса, в котором, как обычно, слышались укор и недовольство, ему стало не по себе. Он почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Пожалуйста, только не это.