Французский ангел в кармане - Наталья Солнцева

Надо отвлечься от навязчивых мыслей о Кирилле, о его прикосновениях, о том, что он – мужчина… Каков он в постели? Нет, это никуда не годится! Так можно заработать комплекс на сексуальной почве. Необходимо отвлечься! Клавдия решила действовать. А сейчас пора ложиться спать. Утром она сможет посмотреть на все по-другому.

Зия поливала цветы, напевая себе под нос модную песенку. Цветы сначала бурно росли, цвели и служили предметом восхищения посетителей и клиентов «Антика». Но в последнее время этот процесс приостановился. Листья декоративных растений то и дело желтели, вяли, сворачивались, сохли, словно на них обрушились разом всевозможные цветочные напасти. Антон велел Зие купить удобрения, но это мало помогало.

Почти то же происходило и с делами фирмы. Компьютерный бизнес совсем зачах; положение спасали линии по производству минеральной воды, которые продолжали приносить деньги. Кирилл, с еще не сошедшими синяками на лице, но по-прежнему привлекательный, пытался навести в делах порядок, что удавалось ему далеко не с теми легкостью и блеском, что раньше. Партнеры стали несговорчивыми, капризничали, подводили, не вовремя переводили на счет деньги – словом, что-то пошло не так, как хотелось. Антон работал вдвое больше, а результаты неуклонно, хотя и не резко, ухудшались.

Муромцев нервничал, делал много лишних движений, создавал суету и хаос и начал даже покрикивать на служащих. Леонтина, его царица, обожаемая и желанная, стала его раздражать. Антон долго не мог понять, что происходит, когда во время телефонного разговора с нею едва сдержался, чтобы не нагрубить и не потребовать оставить его в покое по крайней мере в рабочее время. Выходит, бизнес был для него важнее любви. Честно говоря, он всегда совершенно искренне считал, что для него как раз все наоборот: любовь, отношения с женщиной – на первом месте, а потом уже все остальное. На практике получился несколько иной расклад.

А Кирилл, казалось, не особо огорчался по поводу сложившейся ситуации. Его гораздо больше волновали звонки неизвестных, которые вопили, шептали, завывали на все лады и требовали невесть чего. Не говоря уже о посещениях всяких оборванцев, полоумных, эксцентричных и просто агрессивно-опасных личностей, поджидающих его то у дома, то в подъезде. Некоторые каким-то образом узнали адрес «Антика» и нарушали спокойствие на фирме. Правда, подобные неприятные инциденты стали происходить значительно реже, и это радовало. Хоть что-то положительное на фоне наступившей «черной полосы»!

Антон с удивлением и все растущим беспокойством замечал в Дубровине странные, доселе невиданные перемены. Кирилл стал задумчив и даже несколько меланхоличен, что ему было вовсе не свойственно. Он подолгу смотрел в окно, на кружевные от морозного инея деревья, на покрытые снегом тротуары, ограды и скамейки, на торопящихся по своим делам прохожих в шубах и пальто, с поднятыми воротниками, на женщин с красными от холода щеками, с улыбками на ярких, накрашенных губах, на поджимающих от мороза хвосты собак, прыгающих вокруг своих хозяев, на школьников, жующих шоколадное мороженое… Ему нравились эти картины зимней Москвы, которых он раньше не замечал или не придавал значения всем этим милым подробностям жизни, вызывающим теплую, затопляющую сердце волну радости, умиления и едва ли не слез.

Что-то произошло с Кириллом, что-то проснулось в его очерствевшей душе городского жителя и делового человека, практичного скептика, привыкшего смотреть на все вокруг полным иронии и цинизма взглядом. Он вдруг почувствовал себя огромным, вмещающим и это бледное морозное небо с розоватыми облачками, и эту поднимающуюся вверх дорогу с венчающим ее собором в золотых куполах, и эти верхушки елей, выступающие из-за белой соборной стены, и эту спокойную, свинцово-голубую гладь реки, уже покрытую слабым ледком, и эту величественную, каменную громаду моста, по которому они ехали…

– Смотри, красота какая, аж дух свело! – сказал он сидящему рядом Антону. И тот с раскрытыми от удивления глазами уставился на друга, показавшегося ему каким-то чужим и загадочным незнакомцем.

– Что это с тобой? – спросил он Кирилла с недоумением, переходящим в раздражение.

– Сам не знаю, – вздохнул Дубровин и счастливо улыбнулся. – Хорошо мне, брат! Так хорошо, что самому завидно! И отчего это я раньше был словно слепой? Ничего настоящего вокруг не замечал – все витал в каких-то серых лабиринтах!

Антон подозрительно покосился на Дубровина. Тот явно не в своем уме! И это состояние с каждым днем усугубляется.

– Ты бы к врачу сходил, – посоветовал Антон. – Я ему уже второй раз звоню, договариваюсь, а ты все занят!

– Это тебе к врачу надо, чудак! – рассмеялся Кирилл. – Лечить слепоту, глухоту и отсутствие радости от общения с миром! Заодно и Леонтину прихвати, ей тоже консультация «ведущего специалиста по душевным болезням» не помешает!

Муромцев что-то фыркнул сердито и замолчал.

Кирилл тоже молчал, думая о том, что испытывает постоянное желание позвонить Клавдии. Но что он ей скажет? «Привет, я соскучился! Очень хочется вас увидеть, поговорить, просто посидеть рядом, выпить вина или кофе, слушать, как потрескивают дрова в камине, как за окном гудит северный ветер, а вьюга бросает снегом в стекло…» Это он ей скажет? Любая женщина бы засмеялась в ответ на такое. Но Клавдия, может быть, и не засмеется. Может быть, она сама умеет чувствовать нечто подобное. Она его поймет. Вот Леонтина бы наверняка разозлилась, решила бы, что он над ней издевается.

А что, если напроситься к Клавдии в гости? Интересно, чем она занимается долгими зимними вечерами? О чем думает? Чего ей хочется от жизни? Чего ей хочется от мужчины? У нее такое милое, немного усталое лицо. Была ли она замужем? Что ей принесли любовные отношения – скуку, недовольство, боль? Или привычку, заменяющую свежесть и новизну ощущений?

Кирилл поймал себя на том, что он совершенно внутренне меняется, думая о Клавдии, о ее какой-то мягкой, осенней красоте, пронизанной печалью увядания. Она была вся полна тем особым светом, присущим истинно женским зрелым натурам, который очень редко удается увидеть. Кириллу повезло, что он с ней встретился. Недаром в тот вечер, как ни ныла Леонтина, требуя ехать непременно в «Прагу», он упрямо стоял на своем, что пойдет или в «Охотник», или вообще останется дома смотреть телевизор. Она, та женщина, тогда позвала его… и он почувствовал этот призыв, самый сильный, непреодолимый, который невозможно не услышать, не уловить в звенящем тысячеголосом пространстве, на который невозможно не откликнуться…

В сауне стоял горячий запах сосны и кедра. Гладышев любил париться только так, утверждая, что эти деревья наполняют его организм «тонкой энергией». Георгий не стал спорить. Виктор – его гость, а законы гостеприимства на Востоке превыше всего. Попарившись, они долго плавали в маленьком бассейне, разговаривая о всякой ерунде.

– Хочу тебя угостить ужином, – сказал Георгий, когда они с Виктором отдыхали, переодевшись в спортивную одежду, просторную, из натурального хлопка, чтобы не стесняла движений и дыхания тела.