Этот длинный, длинный день - Юрий Витальевич Яньшин

в конфронтацию. Вам сколько, 59, если не ошибаюсь? Значит, еще лет 15 потопчете земельку ножками. А дальше? В лучшем случае — Троекуровское, а скорее всего — какое-нибудь Кузьминское.

Теперь, что касается моего, так называемого, волюнтаризма. Да, признаюсь. Мое покаяние не было запланировано. Это чистой воды экспромт. Но я об этом нисколько не жалею. Как не жалею и о данном мной обещании опубликовать данные об истинном финансовом положении членов Высшего Военного Совета. Кто-то из вас может сказать, что де революцию не делают в белых перчатках. Да, согласен. Но и не преступают к этому делу, не помыв рук. Я ведь видел, как многие из вас опускали глаза, согласные в душе с нашим Инженером, что я неправильно поступил, обещая обнародовать ваши «захоронки» на черный день. Мы сейчас с вами все похожи на хирурга, у которого на столе лежит тяжело больной человек — Россия, нуждающийся в срочной операции. Об этом нам только что, но иными словами поведал Посланник. Операция проводится буквально на ходу и в условиях мало пригодных к этому. Для этого надо, чтобы время и обстановка были спокойными, а не как сейчас. Мы не являемся высококлассными хирургами, но других нет. И мы не можем обеспечить стерильность при проведении операции. Но руки-то хотя бы мы можем помыть под рукомойником, прежде чем начнем вскрывать ему брюшную полость?! Иначе и ему в рану грязь занесем, от которой он непременно умрет, и свою репутацию, которая и так не слишком пока велика — вконец загубим. Я не могу никого заставить собственноручно опубликовать данные об истинном финансовом положении каждого из вас, господа-товарищи, в конце концов, это ваше личное дело. И дело вашей совести, у кого она осталась. Но пропуском в Высший Военный Совет будет именно добровольная декларация имущества абитуриента. И я от своей позиции не отступлю. Можете застрелить меня прямо здесь. А за истинностью поданных сведений проследит Николай Палыч, — кивнул головой Афанасьев на Тучкова, — ибо только он знает, кто из вас какой бумажкой сегодня подтирался.

— Я попросил бы вас! — вскипел эфэсбэшник. — Вот уже двести пятьдесят лет мои предки служат Отечеству, и я в том числе, невзирая на цвет мундира, доверенный им Родиной. И я не потерплю грязных инсинуаций в мой адрес, от кого бы то ни было…

— Ой, да что же вы так вскочили то, Николай Палыч?! — замахал Верховный руками на Тучкова. — Мы все знаем про ваших славных предков, чьи портреты украшают военные музеи всей страны. Я может быть, слишком грубо и цинично выразился, вы уж простите меня — дурня старого. Просто этой метафорой я хотел подчеркнуть вашу профессиональную осведомленность. Да и то, если положить руку на сердце, кому как не тебе Жароок, приходится возиться с мерзкими людьми, больше похожими на отбросы человеческого пищеварения, чем на создания Господни. Так, что прими мои слова не как издевку, а как восхищение твоей способностью не оскотиниться от сознания всей правды о грехах людских. Поэтому ты здесь с нами, и кому еще можно доверять, как не тебе?!

Услышав свое истинное имя, Тучков еще какое-то время неловко потоптался на месте, а затем всей массой немаленького тела рухнул в кресло.

— А для тех кто в танке… Да сиди ты, Егор Семеныч, — махнул Афанасьев на вскочившего, как мячик маленького и круглого Командующего автобронетанковыми войсками — генерал-майора Бибикова, — это тоже метафора, поясняю, что своим обещанием обнародовать сведения личного имущественного характера, я сделал народу двойной посыл. И надеюсь, что он меня поймет. А посыл такой. Во-первых, этим самым я как бы говорю, что все мы грешные, плоть от плоти народной, а значит где-то, и в чем-то можем ошибаться. А во-вторых, мы ломаем сложившейся стереотип о власти, как о лживом и вороватом органе, который с экрана говорит о любви к народу и Родине, а сам в это время обкрадывает его. Ведь вспомните, как люди смеялись над декларациями высших сановников? Качали головами: «Какие же они все бедные. С женами, правда, им подфартило. Уж больно удачливые из них бизнесвуменши получились. Все, как на подбор, миллиардерши». Вот, то-то.

— Да ведь все равно не поверят! — раздался голос командующего ВДВ — генерал-полковника Андрея Николаевича Сердополова. — Скажут, что де это только вершина айсберга, а основное — как пить дать, утаили.

— Конечно, не поверят, — не стал с ним спорить Афанасьев. — Никто не поверит, и я бы не поверил. Но это только сначала, и если только этим и ограничиться. Поверят тогда, когда мы на этом не остановимся, а претворим в жизнь чаяния миллионов честных тружеников — пощупаем теплое вымя наших олигархов, особенно тех, что вызывают к себе стойкое неприятие народа, ну и еще тех, кто уютно расположился на пляжах французской Ривьеры и пиндосовского Майами. Завоевание доверия — дело отнюдь не одномоментного характера. Я — человек уже достаточно долго поживший на этом свете, и как все старики, не лишен некоторого чувства неудовлетворенного тщеславия. Поэтому скажу без обиняков и околичностей. Мне было бы крайне лестно, лежа в гробу осознавать, искренность скупых энциклопедических строк, повествующих о том, что «генерал армии Афанасьев, волею судьбы вставший у руля власти, не обладая особыми талантами и стратегическим мышлением, тем не менее, сумел, в непростой обстановке, сплотить вокруг себя целую плеяду блестящих руководителей не допустивших того-то и того-то, совершивших то-то и то-то, поднявших на недосягаемую высоту… и при этом, пользовавшихся всенародным уважением и любовью». Звучит, а?! И чтобы о каждом из вас, после смерти, были подобные статьи. Я хочу, чтобы нашими именами называли улицы и площади в новых городах, чтобы вашими именами называли школы и университеты, корабли и самолеты. Да, я хочу войти в Историю, а не вляпаться в нее под какой-нибудь уничижительной кличкой типа «меченый» или «алкаш».

Чуткое ухо Верховного, на этот раз, уловило в гуле голосов более нейтральные нотки. Несколько приободренный этим, он продолжил:

— А теперь, давайте, перейдем к персоналиям. Вот, взять хотя бы вас, милейший Юрий Михайлович. Я, честно сказать, давненько за вами наблюдаю, и все никак не привыкну…

— К чему? — поежился Стравинский, чувствуя, что далековато заведет его сегодня язык.

— Да все к вашей деловой хватке. Специфика ваших войск такова, что они на все руки мастера. Им по плечу, что ракетную шахту построить, что коровник и элеватор. Одно слово — молодцы. Вот вы и смекнули вовремя, как используя навыки и технику с материалами помочь российскому бизнесу, а заодно и себе.

— Я попросил