Марли и я: жизнь с самой ужасной собакой в мире - Джон Грогэн

– Конечно, мы все скучаем, – засмеялась она. – Я хотела сказать, что Марли действительно скучает по тебе. Он сводит нас с ума.

По словам Дженни, прошлой ночью Марли, не найдя меня, всерьез разволновался: он обнюхал весь дом, не пропустив ни одной комнаты, проверил за дверями и в шкафах. Ему даже удалось вскарабкаться наверх, но, увидев, что меня там нет, он спустился и продолжил поиски по второму кругу.

– Он очень расстроился, – добавила Дженни.

Пес даже сумел спуститься в подвал по крутой лестнице со скользкими ступенями, где находилась мастерская. Обычно Марли подолгу сидел там со мной, пока я столярничал, и опилки сыпались на него, словно пушистые снежинки. А когда он спустился туда, то не смог самостоятельно выбраться и стоял там, визжа и скуля, пока Дженни и дети не пришли к нему на помощь. Им пришлось взять его под лапы и аккуратно вытаскивать из подвала.

Когда наступила ночь, пес, вместо того чтобы уснуть возле нашей кровати, улегся на лестничном пролете: так он мог видеть все спальни и входную дверь на тот случай, если я выйду откуда-нибудь или вернусь домой поздно ночью. Утром Дженни спустилась вниз, чтобы приготовить завтрак. Через несколько часов она забеспокоилась, потому что Марли до сих пор не показался, так как он обычно спешил на завтрак, а потом, поев, направлялся к входной двери и стучал по ней хвостом, подавая знак, чтобы мы выпустили его на прогулку. Дженни застала его спящим у кровати с моей стороны. А потом она поняла, почему он лег именно там. Когда она вставала, случайно сдвинула свои подушки на мою сторону. А когда кровать застелили, казалось, что лежали не подушки, а я. Поскольку зрение Марли оставляло желать лучшего, он, вероятно, принял кучу подушек за своего хозяина.

– Он был абсолютно уверен, что там спишь ты, – сказала Дженни. – Я видела, как он туда смотрел! Он точно думал, что ты спишь!

Мы посмеялись, а потом Дженни добавила:

– Ты должен вознаградить его за такую верность.

Так я и сделал. Преданность всегда была важной чертой моего пса.

* * *

После возвращения из Шенксвиля прошла неделя, и вот начался кризис, которого мы так боялись. Я одевался в спальне, как вдруг услышал громкий стук, за которым последовал крик Конора:

– Помогите, Марли упал с лестницы!

Я подбежал и увидел Марли у основания лестницы, где он отчаянно пытался подняться на лапы. Мы с Дженни принялись ощупывать его, осторожно растерли его лапы, проверили ребра и помассировали спину. Вроде бы ничего не сломано. Марли со стоном встал и ушел, даже не хромая. Конор стал свидетелем происшествия. Марли начал спускаться по ступенькам, но, преодолев всего пару из них, понял, что вся семья осталась наверху, и попытался развернуться. Однако лапы отказали, и он полетел вниз, пересчитав все ступеньки.

– О, ему еще повезло! – заметил я. – Подобное падение могло закончиться летальным исходом.

– Не могу поверить, что все обошлось, – сказала Дженни. – Видимо, у него, как у кошки, девять жизней.

Но в том-то и проблема, что не обошлось. Через несколько минут Марли потерял способность двигаться, а когда я вернулся домой с работы, он совсем не мог пошевельнуться. Казалось, у него болело все сразу и над его телом поработал искусный маньяк-убийца. Однако больше всего его подкосила травма левой передней лапы: она перестала подчиняться ему. Когда я растирал ее, пес не скулил, и мне показалось, что он просто растянул сухожилие. Как только он меня увидел, то безуспешно попытался встать. С учетом ослабленных задних лап у Марли осталась только одна рабочая конечность – для любого четвероногого существа это было просто ужасно. Он попытался балансировать на трех лапах, но задние конечности подкосились, и пес упал на пол. Дженни дала ему аспирин и приложила ледяной компресс к передней лапе. Марли, не теряя присущей ему игривости даже в такой непростой момент, попытался проглотить кубики льда.

В половине одиннадцатого вечера его состояние не улучшилось, а кроме того, он не мочился с часу дня, то есть уже около десяти часов. Я не представлял, как вынести его на улицу и затащить обратно. И все же решил попытаться. Широко расставив ноги и обхватив пса руками, я поставил его на задние лапы. Раскачиваясь, мы вместе побрели к парадной двери, и мне приходилось постоянно поддерживать его. Но на крыльце Марли замер. Шел сильный дождь, и ступеньки крыльца были мокрыми и скользкими. Он с тревогой посмотрел на них.

– Давай же, – попросил я. – Сходи быстро в туалет, и пойдем обратно.

Марли явно моя затея пришлась не по душе, а я не мог убедить его сделать свои дела прямо на крыльце. Старую собаку новому фокусу не обучишь. Он зашел в дом и посмотрел на меня так печально, словно извинялся за то, что не может выполнить мою просьбу.

– Мы попробуем еще раз попозже.

Словно вняв моим словам, он с трудом оперся на три рабочие лапы и опорожнил весь мочевой пузырь в прихожей. На полу расплылась большая лужа. Впервые с тех пор, как я принес его маленьким щенком, Марли написал в доме.

На следующее утро Марли стало получше, хотя он все еще прихрамывал, как инвалид. Мы выгуляли его, и он облегчился без проблем. На счет «три» мы с Дженни втащили его на ступеньки крыльца.

– У меня такое ощущение, – сказал я, – что Марли никогда больше не сможет самостоятельно подняться по лестнице. Ему придется научиться спать и вообще жить на нижнем этаже.

На следующий день я работал дома, сидя на втором этаже. Я писал на своем ноутбуке и вдруг услышал возню на лестнице. Перестал печатать и прислушался. Звук был на удивление знакомым и напоминал громкий топот, словно в гостиной скакал подкованный жеребец. Посмотрев на дверь спальни, я затаил дыхание. Через несколько секунд просунулась голова Марли, и он медленно зашел в комнату. Когда он меня заметил, в его глазах загорелся огонек. Ах, вот ты где! Пес склонил голову мне на колени, прося почесать его за ухом. Что ж, он заслужил такую награду.

– Марли, ты сделал это! – воскликнул я. – Черт возьми! Поверить не могу, что ты взобрался!

Позже, когда я сидел с ним на полу и почесывал ему шею, он повернул голову и весело схватил меня за запястье. Хороший знак – привычки игривого щенка все еще были живы в нем. Знал, как тяжко ему взбираться по лестнице. А ведь прошлой ночью мой пес заглянул в глаза смерти, и я уже готовился к худшему. Но сегодня Марли снова сопел, двигал лапой и пытался заигрывать со мной. Стоило мне подумать, что его долгая, счастливая жизнь закончилась, он вернулся.

Я поднял его голову и заставил посмотреть мне в глаза.

– Когда придет время, ты мне скажешь, ладно? – проговорил я, скорее утверждая, чем спрашивая. Мне не хотелось еще раз самому принимать решение. – Ты ведь предупредишь меня, правда?

В тот год холода наступили рано. Дни стали совсем короткими, пронизывающий ветер раскачивал голые ветви деревьев. Мы укрылись в нашем уютном доме. Я заготовил приличный запас дров и сложил их в поленницу возле заднего крыльца. Дженни готовила вкусные супы и пекла хлеб, а дети снова просиживали у окна в нетерпеливом ожидании, когда же выпадет снег. Я тоже жил с предвкушением первого снегопада, но с некоторым страхом, переживет ли Марли еще одну зиму. Минувшая зима далась ему нелегко, к тому же он еще больше одряхлел. Я не знал, сможет ли он передвигаться по снегу и скользким дорогам. До меня постепенно начало доходить, почему пожилые люди перебираются жить на юг, во Флориду и Аризону.