Все цветы Парижа - Сара Джио

– Ты думаешь, это здесь? – скептически спрашиваю я. Трудно поверить, что мы лишь вчера произнесли клятву верности друг другу в маленькой церкви на острове Коронадо.

– «Муууж». Забавное слово, правда? – сказала я ему в самолете.

– «Женааа» тоже, – засмеялся он.

Хоть мы теперь и обзавелись новыми титулами, но были все те же, прежние Виктор и Каролина, безумно влюбленные и стоявшие на пороге нашей совместной жизни.

Поначалу его родные в Париже были, мягко говоря, не в восторге, что он женится на американке и переезжает в Сан-Диего, но потом они приехали сюда и увидели дом, в котором мы будем жить, дом моего детства. Когда мать Виктора увидела бассейн, по-моему, ей и самой захотелось поселиться в моем доме. «Можно мы приедем сюда на неделю осенью? – попросила она в тот день, когда они улетали домой. – В октябре Париж такой унылый».

Я улыбаюсь, а Виктор смотрит в свой телефон.

– Угу, адрес тот самый. Гляди, – говорит он и показывает на вывеску, которую мы сначала не заметили за кроной пальмы: «Алма-Инн».

Мы тащим наш багаж по песчаной дорожке к столу регистрации, стоящему прямо на улице.

– Добро пожаловать, – приветствует нас женщина и протягивает нам по коктейлю. – Вот, «Мескаль Маргарита».

– Мескаль? – спрашиваю я. Она улыбается.

– Это дымная текила. Попробуйте, думаю, вам понравится.

Я пробую коктейль и киваю. Он действительно с привкусом дыма и сладковатый – в превосходном балансе.

Женщина протягивает Виктору ключи от нашей комнаты и ведет нас по извилистой тропе на пляж. Тут никто не носит обувь, и я тоже сбрасываю с ног сандалии.

– Вот мы и пришли. – Он показывает на прелестное бунгало с тростниковой крышей. Оно стоит так близко от океана, что с нижних ступенек можно прыгнуть в волны.

– Вик! – Я визжу от восторга. – Это чудесно!

– Я вас оставляю, – говорит женщина с робкой улыбкой. – Примите мои поздравления.

Я иду к двери, но Виктор останавливает меня.

– Не так, – говорит он и подхватывает меня на руки. – Вот как надо.

Он несет меня через порог в наше бунгало, и мы проводим там всю неделю в объятьях друг друга.

– Я самый счастливый мужчина на свете, – говорит он.

– А я самая счастливая женщина, – улыбаюсь я. – Помнишь тот день, когда мы встретились в Париже?

– Да, ты решила, что я – как ты тогда сказала? – Казанова? – У него превосходный английский, но, по-моему, все-таки круто, что он произносит некоторые слова с явственным иностранным акцентом.

– Да, – подтвердила я, – мне показалось, что ты актер или игрок, как все французы, с которыми я познакомилась в то лето.

– Ну а я думал, что ты много о себе понимаешь.

Я засмеялась и взяла его за руку.

– Наконец-то ты встретил женщину, которая могла постоять за себя.

Он улыбнулся, а я взяла его за руку и покрутила золотое обручальное кольцо на его пальце.

– Ты хочешь теперь посмотреть?

Он стал снимать кольцо. По внутреннему краю кольца шла надпись-сюрприз, которую я сделала для него. Внутри моего кольца тоже была надпись. Это были наши свадебное подарки друг другу. Мы решили не торопиться и прочесть их в первый день нашего медового месяца.

– Ну?

– Постой, – говорю я, подойдя ближе. Мы оба держим в руках наши кольца. – Помнишь тот день, когда мы набрели на тот волшебный садик на Монмартре?

– Разве можно это забыть?

– А как мы пили вино, любовались закатом и сидели там до темноты, пока не появились звезды?

Он кивает.

– Помнишь, ты сказал, что истории наших жизней…

– Написаны в звездах, – договорили мы одновременно. Он улыбается.

– Посмотри надпись на моем кольце, – говорит он.

По моим рукам бегут мурашки.

– Ты тоже так написал.

Мы вместе берем кольца и читаем слова, которые написали в них друг другу.

Я мечтательно улыбаюсь.

– Конечно, мы с тобой выбрали одно и то же. «Написаны в звездах».

– Ecrit dans les étoiles, – повторяет он по-французски.

Волны с грохотом бьются о берег. Я снова надеваю на палец кольцо, быстро переодеваюсь в купальник и игриво смотрю на Виктора.

– Бежим на пляж!

Он вскакивает на ноги, но недостаточно проворно. Я уже бегу и первой оказываюсь у воды. Волна обдает мое лицо солеными брызгами. Виктор обнимает меня за талию, поднимает и кружится вместе со мной.

Я прислоняюсь спиной к Виктору, он нежно обнимает меня за талию. Мы смотрим на бирюзовое море, завороженные его красотой. Ласковые волны подкатываются к нашим ногам.

– Знаешь, что я думаю? – говорю я.

– Что?

– Я думаю, что, если у нас родится девочка, когда-нибудь… тогда надо будет назвать ее Алмой, в честь этого места.

– Алма, – повторяет он. Океанский бриз подхватывает его голос и уносит куда-то далеко. Словно послание, которое достойно того, чтобы оповестить мир. – Алма так Алма.

На мою руку легла прохладная ладонь, и я открыла глаза. Я лежала на кушетке, а надо мной склонилась Марго.

– Прости, что я разбудила тебя, – осторожно сказала она. – Просто ты очень долго спала. Я решила убедиться, что ты нормально себя чувствуешь.

– Да, – ответила я и села, все еще не придя в себя. – Вернее… – начала было я и замолчала, сморгнув слезы. Я не могла подыскать слова.

Марго села рядом со мной и сжала мне руку.

– Все будет окей, – прошептала она.

Струя холодного воздуха коснулась моей кожи, я вздрогнула и подумала, что едва ли у меня когда-нибудь все будет снова окей.

24 августа 1944 года

Париж, Франция

Воды отошли у меня в половине четвертого. Не медленной струйкой, как у других женщин, моих подруг, которые делились воспоминаниями за чашкой эспрессо. Не так, как в прошлый раз, когда родилась Кози. Нет, тут… тут все было совершенно по-другому. Меня захлестнула боль, и по моим ногам хлынула яростным водопадом жидкость, испачкав ковер в спальне. Конечно, я буду наказана за это. Может, Рейнхард потушит сигарету о мою ляжку, как в тот раз, когда я уронила в столовой дорогую хрустальную вазу. Она треснула в трех местах, и на деревянный пол пролилась вода и упали поломанные тюльпаны. И пока Рейнхард орал, что ваза бесценная, и грозил меня наказать, я глядела на красные тюльпаны и думала о папе. Как я скучала по нему, особенно теперь.

Пятно на ковре было самой маленькой из моих проблем. Роды уже начались. Рейнхард не вернется как минимум три часа, может, больше, если он будет где-нибудь пьянствовать с другими офицерами. Моя беременность раздражала его, и чем больше рос мой живот, тем реже он водил меня к себе в спальню, проводя время с другими женщинами – множеством женщин.