Лунная нить - Изабель Ибаньез

Он не должен мне нравиться, но я ничего не могу с собой поделать. И уже ничего не понимаю. Это какие-то новые, тревожащие, неудобные чувства. Но, как бы досадно это ни было, он мне очень симпатичен – особенно своей скромностью и сдержанностью. Такие люди всегда вызывали у меня уважение и восхищение.

– Ну? – настаиваю я.

Но момент упущен. Лицо Руми снова стало похоже на чистый лист бумаги; он постарался отстраниться как можно дальше. Еще чуть-чуть – и он упадет с табуретки.

– Мне пора принимать больных, – говорит Руми, взглянув на часы. – Лазарет уже открылся после обеда.

Я подавляю разочарование. Ну и ладно. Все равно из этого разговора не вышло бы ничего хорошего. Мы оба это знаем, и было глупо с моей стороны толкать его к открытому огню, который может опалить нас обоих.

Приходит стражник, чтобы проводить меня в комнату. По пути обратно я вижу двух лаксанцев, ожидающих приема у лекаря. Один держится за плечо, морщась от боли. Другой – один из придворных, судя по его роскошному пончо и добротной обуви, – опирается на стену и, запрокинув голову, пытается остановить носовое кровотечение.

* * *

Вечером, когда Суйяна забирает поднос после ужина, я сажусь за станок и думаю, как быть дальше. Я обязана отправить Каталине послание. Обязана сообщить местонахождение Эстрейи.

Вздохнув, беру пряжу. Серебристые лунные лучи в моих руках превращаются в гибкие нити. Я вплетаю послание в крылья яркой полосатой совы. Как только Каталина получит его, она будет знать, где ее воины смогут забрать Эстрейю.

Как только я заканчиваю ткать, птица оживает и расправляет крылья. Отделившись от гобелена, она устраивается на моем плече. Осталось всего лишь открыть балкон. Но я обещала Эль Лобо, что сначала выслушаю его план: идея бескровного бунта кажется мне очень привлекательной. Я ненавижу войну – когда умирают люди, рушатся семьи и теряются друзья. Если принцесса Тамайя и Эль Лобо смогут избежать вооруженного столкновения, всем будет только лучше.

Свержение Атока без кровопролития – действительно наиболее благоприятный сценарий для обеих сторон. И я не могу не согласиться с тем, что было бы разумно уничтожить Эстрейю. Она несет лишь смерть и разрушения. Возможно, они правы и никто не должен обладать таким оружием.

Как бы поступила Каталина на моем месте? Она мягче и добрее меня. Если я смогла понять – и, возможно, даже принять – мнение противоположной стороны, может, и она сможет? Нужно поговорить с ней. Благодаря Руми у меня появилась отличная возможность.

Двери балкона по-прежнему закрыты, и птица с разочарованием смотрит на меня, но я беру пряжу в руки и начинаю новый гобелен. Через несколько часов на меня смотрит новая сова, на крыльях которой выткано послание:

ВСТРЕТИМСЯ В ЭЛЬ МЕРКАДО. В ОДИННАДЦАТЬ.

Она догадается где. Мы обсуждали это место сотни раз, пока были в крепости, мечтали пойти туда сразу после победы над лаксанцами.

Салтеньерия.

Меня снедает чувство вины. Поездка в Ла Сьюдад может подвергнуть ее опасности, но все же стоит рискнуть. Я лишь надеюсь, что наконец смогу принять верное решение, поговорив и с Каталиной, и с Эль Лобо. И понять, на чьей я стороне.

К ДЕСЯТОМУ УДАРУ КОЛОКОЛА я уже одета и готова к поездке в Ла Сьюдад. Суйяна нарядила меня в нежно-желтое платье и шаль с бахромой, по краю которой вышиты мятно-зеленые цветы.

Я читаю книгу, которую дал мне Руми; нервы напряжены, и я постоянно ощущаю легкий трепет, будто внутри меня поселилась целая стая бабочек. Жду не дождусь встречи с Каталиной, хоть и боюсь предстоящего разговора. Надеюсь, она сможет понять меня. Возможно, она уже даже прочитала по звездам то, что я планирую ей рассказать. Возможно, Луна так же устала от войны, как и я.

Дверь открывается, но это не лекарь. Но незадолго до удара колокола в комнату входит Хуан Карлос. С улыбкой до ушей.

– Время салтеньяс!

Я смотрю на дверь за его плечом, но там никого нет.

– Ты меня отведешь?

– Руми сказал, салтеньяс были запланированы на сегодня. – Он с недоверием смотрит на меня. – Только не говори, что ты передумала.

Нет, конечно. Мне обязательно нужно в Эль Меркадо. Я просто хотела… Точнее, думала, что у меня будет другая компания. Но наш вчерашний разговор, видимо, спугнул Руми. Возможно, ему показалось разумным немного дистанцироваться. И я даже отчасти с ним согласна. Мне изначально следовало отгородиться, а теперь остается лишь подавить разочарование и сосредоточиться на самом главном. На встрече с Каталиной.

На улице ярко светит солнце, но его палящие лучи не вызывают раздражения. Я с удовольствием вдыхаю свежий воздух – воздух кратковременной свободы. Мы приближаемся к конюшням; Хуан Карлос поглядывает на меня, расслабленно улыбаясь.

– Дама выбирает: верхом или пешком?

Я поднимаю глаза к небу и закусываю нижнюю губу. Очень хочется прогуляться, потянуть время, вдоволь насладиться безоблачным синим небом. Но колокол скоро пробьет одиннадцать, и я не могу упустить шанс встретиться с Каталиной.

– Верхом, – отвечаю я.

Хуан Карлос кивает и подзывает конюха.

Через несколько минут мы уже едем к Ла Сьюдад. Вокруг расстилается гористый пейзаж Инкасисы; по холмам и острым вершинам, словно перчинки, разбросаны тени. Эти земли наполнены тайнами; на каждом углу может поджидать скрытый враг.

За горой, окутанной туманом, дремлет озеро Яку, на дне которого скрывается самое страшное в мире оружие. А прямо перед нами, у подножия горы Кольки Орко, уже виднеется город.

Ла Сьюдад Бланка. Мы приближаемся, и он наконец принимает знакомые очертания. Белые стены, крыши с красной черепицей, блестящие на солнце. Город распластался перед лавандовой горой, словно слуга перед грозным господином.

– Красиво, да? – спрашивает Хуан Карлос.

Не поспоришь.

– Непросто, наверное, жилось в крепости так много лет.

Я бросаю на него косой взгляд.

– Все еще пытаешься втереться в доверие?

Он усмехается, но не отвечает. Неожиданно меня охватывает раздражение оттого, что вся моя жизнь состоит из секретов и даже окружающие меня люди не говорят правду. Но я хуже всех вместе взятых. Постоянно лгу. На днях мы с Хуаном Карлосом делились тяжелыми воспоминаниями и даже как будто подружились.

– Да, было непросто, – кратко отвечаю я. – Я помню, какой была жизнь до восстания. Бабушка любила печь, а после обеда мы всегда ходили в город за салтеньяс. По вечерам няня любила ткать со мной перед тем, как родители укладывали меня спать.

– Моя семья владела таверной. Я научился готовить сильпанчо[74] в семь лет. Помнится, гости всегда были в восторге от моей хрустящей картошечки.