Оправдание Острова - Евгений Водолазкин

Мая 28-го дня

Десять часов утра. Все собрались на Главной площади и уже с нее не уходят, зная, что вместе легче искать пути к спасению. Кроме того, площадь – открытое место, и при подземных толчках находиться там не так опасно, как в домах и на узких улицах. Все говорят о пророчестве Агафона Впередсмотрящего: ныне всякому очевидно, что оно начинает сбываться. Говорят старые и молодые, богатые и бедные, верующие и неверующие. Строки пророчества все знают наизусть, и теперь, подобно бегущей строке, они скользят по свинцовым небесам. Мы открылись миру, и это было нам во благо. Но сказано ведь, что есть время обнимать и есть время уклоняться от объятий. Наступили дни, когда охватили нас недуги, и благо обернулось вредом, так как от своих недугов мы не избавились, а чужие приобрели. И наводнили Остров чужеземцы, мы же пребываем меж ними, яко вран на нырищи. Беда наша, однако, не в чужеземцах, а в нас самих, ибо умножился разврат, а мы ожесточились и начали теснить друг друга. И вспыхнула между нами великая вражда, и поднял руку брат на брата и сын на отца. Земля же, чуткая к ожесточению человеков, сама ожесточилась. Час испытания настал, и явился камень адамант, который не умягчить ничем, кроме как козлиной кровью. И земля сотряслась, и воспламенилась черная вода на Севере, и потекла пылающая вода на Юге, и полетел пепел с небес. И сердца наши готовы обратиться в пепел. И не сможем молить Господа о спасении, ибо отвернет Он от нас лице Свое. И если не обретется среди нас трех праведников, чтобы взойти на Гору и говорить с Ним, пресечется жизнь наша в дыму и мраке. И стали мы думать о трех праведниках, способных говорить с Ним, и не приходит нам на ум никто, кроме Парфения и Ксении. Третьего праведника не находим, но держим в памяти, что Господь, готовый пощадить Содом ради пятидесяти праведников, согласился пощадить его и ради десяти, которых, увы, тоже не нашлось. Так не зачтутся ли и нам, дерзаем помыслить, двое вместо троих? И вспоминаем, как обошлись мы со светлейшими князьями, и стыдимся этого. Остается лишь надежда на то, что они простят нас, неразумных, и все, будто едиными устами, молят их о прощении, веря, что этот вопль достигнет их ушей. Люди ждут возвращения своих князей, чтобы они хоть на малое время приняли власть на Острове, и поднялись на Гору, и говорили с Господом.

Час пополудни. Приходит известие, что островной аэропорт, приняв последний самолет, закрылся: сгущение пепла так велико, что воздух стал непригоден для полетов. И с этим известием уходит наша последняя надежда.

Два часа пополудни. Срочное сообщение о том, что Парфений и Ксения на Острове. Без предупреждения прибыли они сюда последним самолетом и в настоящий момент находятся на пути в столицу. Светлейшие князья принимают на себя всю полноту власти и приказывают членам Правительства к шестнадцати часам явиться в президентский Дворец. Конечно, можно утверждать, что это не ответ на нашу мольбу, а их свободная воля: решение, принятое после бегства Варвары. Мы же воспринимаем это как ответ, да так оно по истинному счету и есть.

Три часа пополудни. Серая от пепла, на площадь влетает первая машина президентского кортежа. Вслед за ней появляется автомобиль со знаменем Острова. Это автомобиль Парфения и Ксении. Кортеж останавливается, и князья выходят из машины. Они приехали противоборствовать хаосу. Слово хаос, передаваясь из уст в уста, странствует по площади. Вот, будут противоборствовать хаосу. Радостная весть. Кто-то же должен противоборствовать хаосу. Машину не отпускают. Люди коленопреклоненно просят княжескую чету взойти на Гору и говорить с Ним. Просящие понимают, что сейчас не лучшее время для посещения Горы, но что же делать, если так говорит пророчество? Кто-то же должен взойти на Гору. Они, видимо, и должны. Это страшно, но, кроме них, некому, ибо нет больше праведников, и они всеобщая последняя надежда. Как же мы совершим такую дерзость, спрашивают князья. Призна́ем себя, что ли, праведниками и дерзнем говорить с Ним? Не надо признавать себя праведниками, отвечает толпа, поскольку мы вас уже признали таковыми. Просто пойдите и поговорите. Молите, чтобы не дал Он Горе взорваться, или вам не жаль нас и детей наших?

Четыре часа пополудни. На встрече Их Светлейших Высочеств с Правительством обсуждаются меры по спасению жителей.

Пять часов пополудни. Высочайшим указом в стране объявлено военное положение. Для обеспечения порядка и помощи жителям фельдмаршал Севериан приказывает войскам войти в города. Напутствуя солдат, фельдмаршал говорит, что сражение будет нелегким, потому что враг наш впервые невидим. Ввиду опасности новых толчков военные спешно разбивают палатки на открытых пространствах и раздают на улицах противогазы и респираторы. В больницах, на ткацких фабриках, в магазинах тканей занялись изготовлением марлевых повязок. На помощь туда отправляются женщины-добровольцы. Добровольцы-мужчины создают отряды для разбора завалов.

Восемь часов вечера. Парфений выступает по радио с обращением к народу. Он призывает жителей Острова изгнать из сердец страх и помогать друг другу, ведь положение сложное, но не безвыходное. Помолчав, говорит: никто не давал нам права идти на Гору и говорить с Ним, так что не можем мы туда идти. Говорит: видя ваши слёзы, не можем мы туда не идти, так что, конечно, пойдем.

Десять часов вечера. Перед Дворцом выстраивается колонна военных грузовиков. Впереди два полицейских внедорожника, поскольку внедорожное движение не исключено. Епископ Кирилл служит молебен о спасении Острова. Кадило его искрит, словно малых размеров вулкан, и искры, предваряя колонну, летят в сторону Горы. Фельдмаршал Севериан объявляет пятиминутную готовность к выдвижению. Встречая бедствие во всеоружии, он при полном параде и с фельдмаршальским жезлом.

Одиннадцать часов вечера. Колонна трогается с места и берет курс на Юг. На пути ей встречается множество людей, идущих на Север. Они, прожившие у Горы всю жизнь, чувствуют ее неспокойствие. Говорят, что, хотя извержение и приостановилось, Гора вот-вот готова взорваться. Жалея едущих, призывают их вернуться.

Мая 29-го дня

Два часа пополуночи. Машины приближаются к Горе со стороны, не тронутой извержением. Колонну ждут тысячи людей, собравшихся у подножия. Кто сии, спрашивает епископ Кирилл. Те ли суть, кому некуда уйти, или верящие в силу княжеской молитвы? И те, и другие, отвечает настоятель местного храма, и мнится мне, что в значительной степени множества эти объединились. Идущие впереди полицейские машины включают сирены. Колонна медленно продвигается сквозь толпу. У серпантина, ведущего к вершине, останавливается. На грузовиках выставляются прожектора, их направляют на серпантин. На первой сотне метров дороги светло как днем. Их Светлейшие Высочества стоят у передней машины. Кто-то приносит им куртки, опасаясь, что на Горе может быть холодно. От курток князья отказываются, в них нет необходимости. Важно, говорят, чтобы не было слишком жарко. Отказываются и от рации, ибо у них иные средства связи. К тому же рация здесь скорее всего не будет работать. Их благословляет епископ Кирилл. Помедлив, говорит: пророчества не всегда следует понимать буквально. Имею в виду, что по этой дороге необязательно идти далеко. Стоя у подножья, вы уже как бы на Горе. Делает попытку улыбнуться. Это, так сказать, засчитывается. Парфений и Ксения наклоняют головы. Засчитывается, да. Кем угодно, но только не Агафоном.