Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации - Иван Саблин

Выступая на заседании Владивостокского Совета, Виленский, Медведев и Лазо подчеркнули необходимость воссоединения Дальнего Востока с остальной Россией. В этот же день Роман Абрамович Цейтлин и Виленский начали переговоры с генерал-майором Такаянаги Ясутаро и другими японскими офицерами, пытаясь отговорить их от враждебных действий. 4 апреля 1920 года Цейтлин предложил внести в первоначальные требования японской стороны несколько изменений. Японское командование согласилось на это предложение и пригласило российскую делегацию подписать этот договор на следующий день[499].

По данным американского консула во Владивостоке Дэвида Белла Макгоуэна и другим источникам, в ночь с 4 на 5 апреля 1920 года японское командование начало полномасштабную военную операцию против Временного правительства Дальнего Востока во Владивостоке, Никольске-Уссурийском, Хабаровске, Спасске, Шкотово и других местах. Сотни русских были убиты, тысячи арестованы. Среди корейцев и китайцев тоже были жертвы. Хотя, по словам Никифорова, большевистское руководство приказало малочисленным российским войскам во Владивостоке не сражаться с японцами и отступить в сельскую местность, Лазо был арестован японцами и убит противниками большевиков. По официальным японским данным, опубликованным в пробольшевистской газете «Дальневосточное обозрение», японская армия потеряла 49 солдат и офицеров убитыми и 112 ранеными. Многие вооруженные российские солдаты успешно отступили из города[500].

Согласно объявлению Ои Сигемото и сообщениям «Владиво-Ниппо», газеты, подчинявшейся японскому командованию, японские войска разоружили отряды владивостокского правительства исключительно в целях самообороны. Положение на российском Дальнем Востоке было опасно для «существования самой Японии и ее народа», но российские власти не предпринимали шагов по его изменению, а поэтому японским войскам пришлось перейти к активным действиям в соответствии с декларацией японского правительства от 31 марта 1920 года. Японская версия событий вновь апеллировала к безопасности Японской империи, указывая на якобы готовившееся антияпонское выступление с участием корейцев. Газета и японское командование подчеркивали, что русские напали первыми[501]. Выступлению японских войск также предшествовало заявление ассоциации японских резидентов Владивостока, указывающее на угрозу жизни и собственности японских подданных на российской территории[502].

Хотя нельзя отрицать, что перед нападением имели место мелкие стычки, оно координировалось и направлялось японским командованием, первоначально планировавшим вмешательство лишь в том случае, если бы большевики свергли земское правительство. Вопреки ожиданиям Мацудаиры, провозглашения советской власти не было, но во Владивостоке действительно был сформирован совет. 7 апреля 1920 года правительство Медведева вручило Мацудаире меморандум, обвинив японцев в нападении и потребовав, чтобы правительственные здания и оружие были возвращены российским властям. После того как представители Чехословакии, США, Великобритании и Франции осудили односторонние военные действия Японии, японское командование вернуло владивостокскому правительству его здания. Кроме того, оно согласилось на создание международной комиссии по расследованию инцидента, но не вернуло оружие[503].

В докладе Временному правительству Дальнего Востока по результатам официального расследования подчеркивались политические причины нападения, а именно неспособность большевиков скрыть свое намерение контролировать буферное государство, а также стремление японского командования продемонстрировать радикализацию российского Дальнего Востока. В числе главных причин японского выступления были перечислены падение Политического центра в Иркутске, руководящая роль Краснощёкова в формировании буферного государства и шаги по направлению к большевизму, предпринятые владивостокским правительством, находившимся под контролем РКП(б)[504]. «Вечер» согласился, что попытки земского правительства стать ширмой для коммунистов спровоцировали японское нападение. Газета заявила, что владивостокское правительство должно решить, что собой представляет Дальний Восток – провинцию Советской России, автономную область или часть самостоятельного государства-буфера[505].

Среди причин выступления, однако, были и процессы, происходящие в самой Японской империи, – фактор, который историки российского Дальнего Востока часто игнорируют. 24 февраля 1920 года владивостокское правительство вновь отменило все ограничения для китайцев и корейцев, не являющихся российскими гражданами, приравняв их тем самым к другим иностранцам. Тем временем японская жандармерия организовала надзор за корейцами и арестовала нескольких из них без согласования с российскими властями. 27 марта 1920 года Инагаки подал правительству Медведева протест, заявив, что после появления нового правительства активизировалась деятельность корейских тайных организаций, закупающих оружие, раздающих его местному населению или переправляющих его в Корею. Угрожая односторонними действиями, Инагаки утверждал, что все корейцы по факту являются японскими подданными, поскольку, согласно старым корейским законам, ни один кореец не может стать подданным другой страны. Это означало, что корейцы, находящиеся на российском Дальнем Востоке, остаются корейскими подданными, несмотря на долгое время, проведенное в России, и несмотря на российское гражданство, и, согласно договору об аннексии Кореи, они теперь являются японскими подданными[506]. Умеренно националистическая газета «Голос Родины» писала, что корейцы с российским гражданством сильно удивлены подобными заявлениями, поскольку многие из них являются российскими гражданами во втором или третьем поколении. Газета утверждала, что владивостокские корейцы были просто одной из групп российских граждан, тем самым выступая с позиций инклюзивного постимперского национализма[507].