Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации - Иван Саблин

Провозглашая 6 мая 1920 года новую политическую программу, Временное правительство Дальнего Востока признало существование других властей в регионе, но выдвинуло притязания на весь российский Дальний Восток. Комментируя эту программу, «Вечер» подчеркнул важность «дaльневосточного самоопределения». Перед созывом парламента правительство должно было обозначить, каковы будут границы буферного государства и его отношения с Центральной Россией. Но единства в правительстве по этим вопросам не наблюдалось. Кабцан выступил за автономию во внутренних делах и союз с Советской Россией. Медведев отверг термин «автономия», предложив вместо него «протекторат». Виленский, как «советский посол», был готов признать буферное государство, если его программа не будет противоречить интересам Советской России, и приветствовал созыв в будущем Учредительного собрания Дальнего Востока. «Вечер» считал, что подобная позиция свидетельствует либо о некомпетентности Виленского, либо о намеренной двусмысленности его слов: Ленин был известен как ярый противник парламентской системы. По вопросу о границах «Вечер» был скорее согласен с эсерами, по-прежнему предлагавшими включить в буферное государство Иркутскую губернию и Якутскую область. Многие либералы и умеренные социалисты соглашались, что дальневосточное государство должно быть полностью независимым. Но эсеры считали, что его правительство должно состоять из одних социалистов, и настаивали на экономическом и военном союзе с Советской Россией[525].

Новая формирующаяся политическая система, казалось, удовлетворяла японцев. Моррис сообщал, что 4 мая 1920 года японский кабинет решил поддержать Временное правительство Дальнего Востока, надеясь, что оно сможет послужить «буферным государством на пути большевизма, и позволит вывести японские войска»[526]. Декларация Ои Сигемото, опубликованная 11 мая 1920 года, объясняла позиции японского командования: Япония не допустит существования вблизи от нее системы, угрожающей миру во всем мире. Необходимым условием вывода японских войск является устранение угрозы Корее и Маньчжурии, а также жизни и собственности японских граждан. Хотя японцы обещали не поддерживать ни одну из российских партий, Ои Сигемото выражал надежду, что правительство того, что он назвал Восточной Россией, получит одобрение народа. Несмотря на апелляцию к первоначальным целям интервенции, в Вашингтоне японскую политику посчитали односторонней. Уже 7 мая 1920 года государственный секретарь Бэйнбридж Колби приказал Моррису выступить с опровержением слов Мацудаиры, утверждавшего в прессе, что союзники по Антанте поддерживают японскую политику в Сибири[527].

Устремление к демократической власти и поддержка владивостокского правительства не соответствовали идеям обосновавшихся в Харбине правых противников большевизма. Дуглас Дженкинс, консул США в Харбине, утверждал, что группа «русских реакционеров» во главе с Николаем Львовичем Гондатти, последним приамурским генерал-губернатором, одобряет японскую интервенцию, но вместе с тем считает необходимым введение в Восточной Сибири диктатуры. Семёнов, к этому времени успевший заявить о своей поддержке демократии и таким образом отдалиться от харбинских правых, тоже был недоволен ориентацией Японии на владивостокское правительство. Он отказался признавать Временное правительство Дальнего Востока и, стремясь найти нового иностранного спонсора, сделал попытку улучшить свои отношения с США[528].

Казалось, Владивосток одерживает победу и в соперничестве с Верхнеудинском. 5 мая 1920 года Краснощёков жаловался Ленину и Чичерину, что официальной реакции на провозглашение ДВР нет, а Виленский и другие советские представители игнорируют верхнеудинское правительство, ведя переговоры напрямую с японцами. Через неделю он переправил декларацию Ои Сигемото в Москву, требуя немедленной реакции на провозглашение ДВР. 14 мая 1920 года Чичерин телеграфировал, что РСФСР официально признала ДВР. В конце мая 1920 года ДВР начала переговоры с японским командованием. Примерно в это же время благовещенское правительство согласилось на формирование буферного государства и признало власть Верхнеудинска. Хотя главными претендентами на объединение российского Дальнего Востока в единое государство были Владивосток и Верхнеудинск, Ои Сигемото настаивал, что одной из сторон грядущего объединения должна быть Российская Восточная Окраина[529]. В то же самое время Джон Кеннет Колдуэлл, консул США во Владивостоке, сообщил, что японцы разоружили антибольшевистских офицеров, прежде находившихся под командованием Ивана Павловича Калмыкова[530], а теперь намеревавшихся провозгласить свое собственное правительство, и подтвердили, что поддерживают владивостокское руководство[531].

Впрочем, положение в Сахалинской области делало объединение всего российского Дальнего Востока маловероятным. В своей декларации Ои Сигемото подчеркивал, что события в Сахалинской области должны обсуждаться отдельно от других дальневосточных вопросов. Чтобы узнать, к чему привела победа Тряпицына, японское правительство отправило по морю военную экспедицию, которая прибыла в Александровск в конце апреля 1920 года и удостоверилась, что японские жители города не пострадали. Но добраться до Николаевска экспедиция не смогла из-за ледяного покрова[532]. Кроме того, японское командование отправило подкрепления по суше. 19 мая 1920 года, ввиду приближения японских сил, Сахалинский областной исполком предоставил Тряпицыну, Лебедевой и трем их сподвижникам верховную власть в регионе. На протяжении апреля и мая 1920 года в Николаевске продолжал свирепствовать красный террор, и жертвы исчислялись тысячами. В конце мая 1920 года пленные японцы были убиты (некоторых японцев спасли китайцы). Консул Чжан и капитан Чэнь эвакуировали из Николаевска китайцев, американцев, французов, англичан и других иностранцев незадолго до 1 июня 1920 года, когда войска Тряпицына сожгли город дотла, убив большинство тех, кто был бесполезен партизанам. 3 июня 1920 года японские войска вошли в то, что осталось от города. В ходе своего отступления партизаны продолжали убивать людей в сельской местности, сжигая по приказу Тряпицына деревни в низовьях Амура[533].