Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации - Иван Саблин

Японские войска имели приказ покончить с корейским партизанским движением и в ночь с 4 на 5 апреля 1920 года атаковали и корейский район Владивостока, убив около двадцати человек и арестовав еще около четырехсот. Задержанные, в том числе корейские депутаты Владивостокской городской думы, были избиты и подвергнуты пыткам[508]. Некоторые протестовали и заявляли, что они российские граждане, но солдаты лишь высмеивали их, отвечая, что весь регион принадлежит Японии. Японцы убили Петра Семеновича Цоя, бывшего в тот момент членом Никольск-Уссурийской уездной земской управы, и нескольких других корейских лидеров[509]. Таким образом, Владивостокский инцидент показал тесную связь между падением Российской империи и корейским кризисом в Японской империи.

НАЦИОНАЛИСТИЧЕСКАЯ МОБИЛИЗАЦИЯ

Японское выступление 4–5 апреля 1920 года привело к подъему националистических настроений по всему политическому спектру и сделало владивостокское Временное правительство Дальнего Востока гораздо более популярным. Некоторые либералы, умеренные социалисты и консерваторы вновь взяли на вооружение леволиберальный националистический лозунг гражданского мира, который помог бы перед лицом внешней угрозы укрепить притязания российской нации на Дальний Восток. Кроме того, многие придерживались мнения, что более представительное правление покажет японским и другим иностранным наблюдателям, что российский Дальний Восток свободен от советского влияния. Японское выступление также помогло Краснощёкову убедить дальневосточных большевиков в целесообразности буферного государства, а среди противников большевизма существенно снизило популярность Семёнова, тесно связанного с японцами.

Параллельно с Дальневосточным съездом трудящихся в Никольске-Уссурийском начался Съезд трудящихся Западного Забайкалья в Верхнеудинске, в котором приняли участие представители всех социалистических партий и земства. Как и другие подобные собрания в регионе, съезд сочетал классовые лозунги с националистическими, призывая освободить Дальний Восток от реакционеров и защитить право русского народа на самоопределение и неприкосновенность территории[510]. 6 апреля 1920 года съезд провозгласил создание Дальневосточной республики, которая, в соответствии с планом Сиббюро, включала в себя Забайкальскую, Амурскую, Приморскую, Сахалинскую и Камчатскую области, а также зону отчуждения КВЖД. Хотя, согласно декларации съезда, ДВР была демократическим государством, попытки умеренных социалистов ввести всеобщее избирательное право были заблокированы большинством съезда, находящимся под большевистским контролем. В ответ на это эсеры, меньшевики и земские деятели отказались принять участие в новом правительстве. В рамках Народно-революционной власти Забайкалья (правительства ДВР) был сформирован Президиум из девяти человек во главе с Краснощёковым, сконцентрировавший в своих руках всю полноту военной и гражданской власти. Таким образом, ДВР стала большевистской автократией[511].

Проблемы со связью между верхнеудинскими и владивостокскими большевиками привели к формированию двух просоветских государств на Дальнем Востоке, но свою роль сыграло и соперничество между членами партии. Виленский, считавший Краснощёкова ответственным за падение cоветской власти в Сибири в 1918 году, и ряд других большевиков высказывали сомнения в благонадежности Краснощёкова и его способностях как руководителя. Кроме того, некоторые большевики, в том числе и те, в чьем ведении находилась Народно-революционная армия, по-прежнему выступали против самой идеи буферного государства. Гончаров и Ширямов, два верхнеудинских члена Дальбюро, не поддержали проект Краснощёкова и начали военную операцию против Читы. Хотя партизаны под командованием большевика Д. С. Шилова содействовали операции, атаковав Семёнова из Амурской области, японские войска Судзуки Сороку помогли Семёнову отбить нападение. Эта неудача не покончила с расколом в Дальбюро. Гончаров выступал против назначения в Дальбюро Игнатия Леоновича Юрина (Игнация Гинтовт-Дзевалтовского), который поддерживал Краснощёкова и убеждал Смирнова отозвать всех противников буферного государства. Заместитель наркома иностранных дел Лев Михайлович Карахан, председатель Иркутского губернского революционного комитета Яков Давидович Янсон и другие большевистские деятели тоже с сомнением относились к заявлениям Краснощёкова о том, что особые экономические и политические условия российского Дальнего Востока требуют его формальной независимости[512].

Хотя Владивостокский инцидент, казалось, доказал, что город слишком уязвим, чтобы быть центром буферного государства, последствия японского нападения оказались куда более благотворными для владивостокского правительства, чем Краснощёков или японское командование могли ожидать. По словам Никифорова, когда японское командование в ходе нападения попыталось создать новое правительство, Иван Иннокентьевич Циммерман, Василий Георгиевич Болдырев и другие владивостокские несоциалисты отказались участвовать в нем[513]. Вместо этого многочисленные интеллигенты, политики и военнослужащие самых разных политических взглядов – кадеты, Торгово-промышленная палата, Биржевой комитет, социалистические партии, профсоюзы и другие организации – сплотились вокруг Временного правительства Дальнего Востока, называя фактическую японскую оккупацию Приморской области «великим национальным бедствием и глубоким унижением русского национального достоинства и суверенитета»[514]. Умеренные социалисты и либералы из зоны отчуждения КВЖД тоже встали на сторону владивостокского правительства[515]. Железнодорожные служащие отказались выходить на работу, что привело к сокращению движения по железной дороге: теперь ею пользовались только японские военные, а их перемещение обеспечивали японские служащие. Железнодорожная стачка, поддержанная другими рабочими, привела к нехватке продовольствия и горючего. Поскольку и на международном уровне японское выступление тоже не получило поддержки, японское командование позволило владивостокскому правительству вернуться к выполнению своих обязанностей[516].