Повседневная жизнь египетских богов - Димитри Меекс

Четвертое и пятое помазание продолжали ту же последовательность действий. Они напоминали о заходе и восходе солнца в его двух ладьях, и в сопровождавшем их тексте эти два момента тесно сопрягались. Четвертое помазание наносилось на особый головной убор, который носил царь, — атрибут, необходимый для того, чтобы войти в подземный мир. В связи с этим призывали Атума и Ра, которые отождествлялись с крайними точками движения солнца по небосводу. Пятое помазание отмечало юбилейный праздник знаком возрождения, поскольку здесь голова дневного светила блистала и разгоняла тьму. Вместе обе эти мази обеспечивали правильный ход механизма вселенной.

В шестой мази содержалась чистая земля Гелиополя, и она позволяла царю в свою очередь стать демиургом, как Ра-Атум: «Он сотворил землю, из которой вышел, он начал существовать в свое изначальное время, когда оно стало существовать. Атум признал, что фараон — тот, кто смотрит за его местом, и тот, кто управляет им». Со следующим помазанием царь становился полноправным членом гелиопольской Эннеады. Он мог, таким образом, действовать в пользу Атума, помогать ему в его основных задачах, позволяя солнцу освещать мир и оживлять все существа. Затем, благодаря помазанию мазью, состоявшей из красного кварцита, ладана и чистой земли, фараон обретал способность выполнять свои функции жреца по отношению к гелиопольским богам. Он творил ежедневные обряды для Хепри и Ра-Атума и, видимо, также осуществлял заупокойный культ для мертвых богов этого города. Согласно модели, сравнимой с тем, что мы уже видели в Эдфу, он приносил им жертвы, которые позволяли им на какое-то время покидать свою пещеру. Каждый раз, когда эти «Поседевшие» выходили приветствовать Атума, они омолаживались.

Последнее помазание касалось царской набедренной повязки, которая, как и корона, была одной из царских регалий. Формула, сопровождавшая этот ритуал, снова уподобляла царя солнечному демиургу. Она напоминала о сражениях изначальных времен, которые бог вел в Гелиополе, и об обретенной им при этом способности успешно завершить творение. Для этой цели царю придавалось божественное всеведение, Сиа, которое позволяло ему охватывать умом и зрением всю реальность сотворенного мира. Девять мазей напоминают об эпизодах сотворения мира, о ежедневном пути солнца и божественном возрождении, вписывая все это в пространство Вселенной, центром которого является Гелиополь. Сразу после этого фараона заключали в круг земли, привезенной из Гелиополя, которая помещала его под защиту окружения Атума. Затем фараон приступал к жертвоприношению, в ходе которого он обращался по имени ко всем богам Египта. После этого процессия останавливалась у часовни Дома жизни: здесь почитались одновременно участвовавшие в церемониале боги и боги отсутствующие, имена которых были начертаны на табличке. Тут царь направлялся к часовне, где ему предстояло вернуть себе царское наследие.

Точно так же, как и во время коронации священного сокола Эдфу, последующие действия сильно походят на магическую практику. Первый знак — эмблема, означающая «должность (царя)», должна была быть начертана рукой владыки «камедью, смоченной слюной». Точно такую же эмблему делали из жеваного хлебного мякиша. Ее не имел права есть ни один человек, кроме фараона: именно ее поглощение обеспечивало ему его властные качества. Готовили также лепешку из различных растительных и минеральных ингредиентов, окуная ее в ил с «затопленной части полей». Состав лепешки напоминал ритуальные изображения Осириса. То, что ее нужно было окунуть в ил от нового наводнения, возможно, соответствовало символическому погребению, за которым должно было последовать возрождение. Кроме того, изготавливали семь изображений богов Дома жизни в их животной форме. Они были глиняными, «с пламенем в устах». По ритуалу следовало добавить: «Пусть будут им даны божественные приношения; поступать так, как если бы были представлены семь приношений!» Следует довольно темный пассаж, из которого как будто следует, что царь проводил ночь в этой часовне. Он ложился после того, как в руки ему влагали деревянный скипетр, а под голову клали царскую регалию, именуемую «наследие быка». Она состояла из четырех печатей, также деревянных: на двух из них было имя бога земли Геба, а на двух других — изображения Нейт и Маат; с их помощью проштамповывали изготовленные ранее лепешки. Речь шла о передаче власти от умершего фараона его наследнику и о подтверждении законности прав наследника. Тот факт, что царь проводил ночь в этом месте (неясно, во сне или бодрствуя), напоминает о практиках инкубации в храме с целью получения оракула божества. Может быть, печати предшественника, которые лежали под головой фараона, оказывали свое действие именно во время сна, передавая таившуюся в них силу. В то же время допустимо, что царь проводил ночь в этой часовне в бдении. В последний день старого года он имитировал символическую смерть, чтобы возродиться в первый день года нового обновленным и переродившимся.

В обряде принимали участие две живые птицы неизвестного вида; возможно, это были воробьи. Их следовало посадить возле лепешки, приготовление которой мы только что описали, причем фараон клал на нее руку. Эти пташки были вестницами Хора: они должны были служить посредниками между богом и участниками церемонии. Одну из них отпускали, и она должна была объявить о счастливом завершении обряда. Законный наследник бога Хора преодолел все испытания этих трудных дней и остался на своем троне. Птице говорили, чтó именно она должна передать: «Ты скажешь Хору, что фараон здесь, он упрочил свое положение». Отметим, что это «упрочение» выражается посредством терминов, в точности совпадающих с теми, что использовались при основании храма. Вторая птица остается рядом с царем и играет как бы роль оракула. Ее щебетание, рассматриваемое как речь, позволяет понять, высказывается ли бог через ее посредство за царя или против, подтверждая, достоин он или нет исполнять свои функции.

Посредством этих обрядов царская власть обновлялась, и можно было приступить к символическому истреблению врага, которого олицетворяли два пучка, состоявшие каждый из семи растений. Сначала царь должен был их понюхать и срезать вершину каждого стебля. Затем он одевался в платье из красного льна, передняя сторона которого была украшена защитными амулетами. Ему вручали жезл власти над чужеземными странами, с помощью которого он должен был поражать врагов, и обували в белые сандалии. Другие амулеты прикрепляли непосредственно к коже на правой руке царя. Для полного предотвращения опасностей грядущего года жрецы из Дома жизни пели гимн. Тогда фараон выходил из павильона, где он проводил ночь, чтобы отправиться в храм и принести там жертвы богам-предкам. Мы уже видели, что этот ритуал был кульминационным моментом многих праздников.

Последняя церемония опять проходила в часовне Дома жизни, которая, как мы помним, была местом изготовления земляного изображения Осириса-Ра. Здесь царю передавали девять живых птиц различных видов. Чтобы обеспечить удачное завершение последующего обряда, царю приносили необходимые амулеты: на шею ему надевали изображения золотого сокола, фаянсового коршуна и бирюзовой кошки. В первую очередь приносили «живого сокола, который будет почитаем царем по каждому случаю этого года». Повернув его голову, сокольничий снимал слезу с левого глаза птицы. Затем амулет в виде золотого сокола на шее царя смазывали этой слезой, которая передавала ему свои защитные силы. После сокола приносили грифа. Голову птицы умащали, затем, как и в предыдущем случае, ее поворачивали назад и делали так, чтобы гриф распростер свои крылья над царем. Это последнее должно было сохранить его в грядущем году от ярости любых сил. Также получал помазание коршун, и его крылья тоже расправлялись над головой фараона. Тогда фараон возглашал: «Когда птица полетит к небу, она уничтожит все нечестивые угрозы, отмеченные смертью, (которая проявляется) вблизи бога». Точно так же поступали и с нильским гусем. Затем появлялась птица месит, имя которой напоминает слово «рождение». Она объединяла уже упомянутых птиц с теми, которые следовали далее. Текст позволяет предположить, что ее кормили; затем ее подносили царю так, чтобы ее крылья коснулись его затылка. При этом контакте царь символически возрождался, уподобляясь гелиопольским богам. Птицам из второй группы также поворачивали голову и совершали помазание, но их крылья не разворачивали над фараоном. Здесь мы снова находим воробья из Дома жизни в уже упоминавшейся роли. Затем наступала очередь ласточки. Нам показывают, как она прилетает к Ра, который даже прерывает трапезу, чтобы выслушать ее сообщение. Птица рассказывает ему, что она сама — новорожденная и тем самым изображает царя, который только что возродился. Журавль отправляется по тому же пути, что и ласточка: он просит у бога-солнца сберечь фараона от опасностей первоначального хаоса. Запись о последней птице не содержит никакой информации. Этот любопытный обряд кончается призывом ко всем птицам: их просят сделать так, чтобы фараон «остался в добром здравии, будучи в безопасности в этот день».