Тьма кромешная - Илья Горячев

Изба, срубленная дедами еще в девятнадцатом веке, который Олег упорно продолжал именовать прошлым, а не позапрошлым, и сухонькая опрятная старушка, чья юность пришлась на последние годы империи, встали перед его взором. Чистенькая выметенная горница с половиками, круглый стол под зеленым абажуром и три простеньких стула – вот и вся скудная обстановка. Довершал ее массивный деревянный проигрыватель на ножках, еще из тех, довоенных времен, и портреты на стене: родителей – зажиточных крестьян и супруга – председателя колхоза и коммуниста, пропавшего без вести в сорок втором. А в отгороженной перегородкой каморке, что служила бабушке спальней, над старой железной кроватью, висели массивные иконы на потемневших от времени досках, перед которыми раскачивалась затепленная лампадка, оживлявшая отбрасываемыми отсветами пламени суровые лики. Здесь, в этой комнатушке, бабулька дребезжащим старческим голосом говорила крошечному Олегу, указывая вверх скрюченным пальцем: «Он все видит!» И карапуз трепетал и боялся этого всемогущего Его, что постоянно наблюдал откуда-то сверху. Он втягивал ноздрями запах ладана и думал, что это Его запах.

Ему нравилось сидеть на самой мягкой в мире пуховой перине с причудливо уложенными подушками, из которых торчали кончики крошечных пушистых перышек, и откручивать стальные шарики, украшавшие изголовье кровати. Сейчас Олег вновь превратился в того беззаботного, любознательного малыша, и пространство вокруг него завибрировало и преобразилось. И тогда сама собой всплыла и молитва, которой учила его бабушка. Ветхозаветные слова, пропитанные густым деревенским духом, огненными буквами вспыхнули перед глазами. Оставалось только прочесть их. Смущаясь неизвестно кого и чего, Олег шепотом, запинаясь, пробормотал: «Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя Твое…»

И тут словно что-то пронзило его, слезы брызнули из глаз, он скатился с койки, упал на колени, и молитва, как весенний ручей, прорвавшийся сквозь лед, свободно полилась из его уст. Ее слова жгли его изнутри, и он выпускал их на волю, ощущая, как с каждым мгновением ему становится спокойнее и легче. Умиротворение окутало его. А еще он будто бы ощутил покалывание от чьего-то взгляда. Неужели тот, кто заставлял трепетать его в детстве, вновь увидел его? Теперь ощущение этого взгляда наполняло не только трепетом, но и теплом. Когда слова иссякли, он без сил рухнул на матрас и мгновенно уснул безмятежным сном. Впервые за множество месяцев. Проснулся под утро, за окном уже забрезжил рассвет. Какой-то шорох, чьи-то шаги… Приподнялся на локтях и удивленно увидел, что дверь камеры распахнута, а у стола спиной к нему стоит девушка в белом халате. Услышав, что Олег зашевелился, она через плечо сказала:

– Вы болеете, я оставила тут на столе лекарства.

Теперь она стояла к нему вполоборота, но он все равно не мог ее как следует рассмотреть. Но тембр голоса, фигура, каштановые волосы, наконец…

– Маша?! – Возглас вырвался сам собой.

Девушка с улыбкой обернулась. «Нет, не она, – разочарованно подумал Олег. – Да и откуда ей здесь взяться?»

Она подошла к нему вплотную, нагнулась и поцеловала мягкими шелковистыми губами в лоб, одновременно прошептав на ухо:

– Очищение от шелухи. Если не сгниешь и не сломаешься, то станешь только сильнее и тверже, – провела ладонью по его волосам, – а еще светлее и прозрачнее.

Девушка развернулась и сделала несколько шагов в сторону двери.

– Подождите…

– Да? – с готовностью развернулась она.

Олег замялся, не зная, как обратиться, но, увидев ее ободряющую улыбку, собрал силы и сказал:

– Доктор, вы могли бы позвонить моим близким и сообщить, что я жив?

Без колебаний девушка достала блокнот из нагрудного кармана:

– Диктуй номер.

Когда дверь за ней закрылась, накатила волна слабости. Олег вновь уснул. Через пару часов, уже окончательно проснувшись, он сперва подумал, что все это было каким-то сном. Но глянул на стол и увидел пластиковую баночку аспирина. «Значит, все же не видение», – подумал он с изумлением и робкой радостью. Рядом с лекарствами лежала раскрытая на середине тетрадь. Одна из сказок, что он писал для Маши!

Когда раздавали завтрак, Олег спросил продольного – дружелюбного деревенского парня по имени Тарас:

– Старшой, а что за девушка тут была ранним утром?

– Яка дівчина? – На простодушном лице Тараса отразилось крайнее удивление. – Москалик, ти що, з глузду з’їхав? Тільки я тут, іншого немає никого. Субота!

Прошло несколько дней. Ощущение неволи бесследно пропало, растворилось. Олег перестал ее замечать, а его глаза вновь загорелись. Куда-то ушла былая вялость, не дававшая сутками встать с кровати, душившая сонливой апатией, которая почти что полностью поглотила его. Вынырнул. Ожил. Обрел надежду. Он чувствовал силу, она наполняла его до краев, давая ощущения победителя на кончиках клыков. Враг перестал внушать ему ужас. По крайней мере, ему так казалось. Олег сидел за столом и торопливо писал, стараясь выместить на бумагу как можно полнее и детальнее роившиеся в голове образы, идеи, истории. Временами ему мерещилось, что его рукой водит кто-то другой. Слова сами рождались на кончике карандаша, он лишь держал его. Перечитывая написанное, Олег улыбнулся всплывшей мысли: «А вдруг эти тексты уже давным-давно написаны и сокрыты в потайном месте, где ждут своего часа? А я лишь выясняю, восстанавливаю их…»

От размышлений его отвлек лязг отодвигаемого засова и щелканье шестерней в замке. Сердце екнуло от неожиданности.

– Колорад, собирайся!

Услышав этот голос, Олег вздрогнул. В дверях стоял тот самый тщедушный, малоприятный тип – особист из «Айдара». За его спиной маячило еще несколько крепышей в масках. Ладони моментально вспотели, горло пересохло. Холодный, почти забывшийся, липкий страх вновь ожил внутри. «Только не обратно, только не снова в подвал!» Страх учуял эту слабинку и стал поедать ее, напитываться ею, разрастаясь все шире.

– Куда? – Собственный голос Олег узнал с трудом, какое-то глухое кряхтение вырвалось из его горла.

– На расстрел. – Особист ехидно усмехнулся, обнажив подгнивающие, давно не чищенные зубы, и, помедлив пару секунд, продолжил: – Ладно, расслабься, чего побледнел? Поедешь в Кацапстан, к своей юрте, верблюдов доить и кумыс пить. Обменивают тебя. – Слова он цедил с нескрываемым презрением, а тонкие, неприятные черты лица искажались откровенной ненавистью. – В последний момент тебя в списки на обмен внесли. Твое счастье. Что, дотянулся-таки до своих? Ну мы еще выясним, кто тут такой благодетель…

Олег прикрыл глаза. Глубоко вздохнул. Слова особиста долетали до него как будто бы откуда-то издалека. «Домой! Домой!» Он боялся поверить. Хотел, но боялся.

– …А у меня брат под Дебальцевом ногу на мине вашей потерял, – продолжал нудить особист, – а ты домой с ручками-ножками на месте вернешься… Ну ничего… Зато вот тут, – он ткнул пальцем с грязным, в заусенцах ногтем в грудь Олегу, – ты знаешь, что мы тебя нагнули и сломали. Жаль, до конца втоптать не дали… Но ты это знаешь. И мы это знаем. Вот и живи с этим как сможешь. Я бы на твоем месте не смог. Все, собирайся!