Такова торпедная жизнь - Рудольф Гусев

— Раз, два, три!..

Все шло, как на тренировке. Требуемые 48 единиц были набраны. Слава, не торопясь, начал считать с себя и закончил, естественно, Иваном. Психологический жим курсантского стола из двух «бачков» был так силен, что Иван твердо взял кружку, шумно выдохнул и выпил залпом. Потом, затыкая себя с двух сторон, помчался в гальюн. Иван оказался молодцом. Все донес до гальюна, по дороге не продулся. На следующий день попробовали повторить. Не получилось. Наука пошла Ивану впрок.

Ларион рассмеялся: «А я потом долго побаивался, вдруг кто-нибудь „продаст“». То, что знают пятнадцать человек, тайной быть не может. По определению. Я уже был не рад, что мне пришла в голову эта идея. Больше мне никогда никому не хотелось отплатить за нанесенные обиды. По службе, я имею в виду. Юность уходила, уступая место зрелости, взвешенности и прагматизму… Ну, а что касается морского счета, то он являлся единственным справедливым и универсальным средством решения всех вопросов, связанных с выделением «крайнего» во всех перипетиях службы.

Ларион.

Здание системы в плане напоминало транспортир с утолщенным основанием. В основании — классы, кабинеты, кафедры, лаборатории, аудитории. В полуцоколе — столовая, клуб с фойе, а над фойе по периметру — спальные помещения. От младших к старшим, от 34-й до 30-й роты. Этаж — минерам, этаж — артиллеристам, этаж — химикам. Информация о посещении спальных помещений начальством катилась волной вместе с командой «Смирно!», подаваемой тренированными глотками дневальных и дежурных под аккомпанемент беспомощной трели боцманских дудок. Что-то в этом было от… синхрофазотрона.

Роты обживались своим хозяйством и налаживали быт в полном соответствии с уставами: рундучными для хранения личного имущества курсантов, курилками для лиц с вредными привычками, гладильнями, где можно было привести в должный вид форму одежды, и другими бытовыми помещениями. Командиром роты у нас был капитан 3-го ранга Иван Петрович Коваленко. Он заботился о нас, а мы — о нем: старались не давать повода для разносов. Шеф не стеснялся в выражениях и не выбирал специальных мест для воспитательной работы со всеми, включая и командиров рот. Увидев окурок в писсуаре, он заставлял построить роту и начинал примерно так: «Я, конечно, понимаю, что посрать без папироски все равно, что выпить чай без конфетки». А заканчивал приказанием после отбоя драить гальюн, хотя там оставалось лишь протереть пыль на вольфрамовых спиральках лампочек Ильича. Все остальное блестело. У нас в роте была образцовая рундучная, просто шедевр. В комнате вдоль стен стояли стеллажи с вертикальными перегородками. Каждый курсант имел свою ячейку-рундук. В рундуке в строгой последовательности снизу вверх лежало все нехитрое личное имущество от тельняшки до бескозырки. На каждой вещи — бирка с фамилией курсанта. Курсант без бирки — как… бублик без дырки. «Шлифовать» рундучную можно было до бесконечности, например, перевешивать шинели на отдельной вешалке так, чтобы из галочек на левом рукаве получалась прямая, параллельная полу, и при этом полы шинелей находились бы также на одной линии, т. е. равноудаленными от пола. Задачка почище квадратуры круга. И, наконец, новый шедевр — сушилка. В темном помещении установили «позаимствованные» на складе десятка четыре отопительных батарей, разместили их вдоль стен. Теперь можно было без проблем сушить форму после несения службы на внешних постах в непогоду и производить мелкие постирушки: носки, трусы и т. д. Мы называли это громадное сооружение циклотроном, и весть о ней пронеслась по факультету. В других ротах циклотронов не было. Курсанты соседней роты, где командиром роты был капитан 3-го ранга Репа, а все курсанты, соответственно, корнеплодами, настойчиво требовали себе тоже циклотрон. Репа осмотрел сушилку, и у него не возникло сомнения в том, что такое циклопическое сооружение может действительно называться как-нибудь иначе, чем циклотрон. И он зафиксировал в записной книжке: «Свердлову — у Коваленко циклотрон — нужен всем». При очередном докладе у Шефа Репа встал и попросил его содействия в сооружении в роте циклотрона, как у Коваленко. Наступила мертвая тишина. «Какой еще циклотрон? Почему не знаю? Коваленко, доложите!». Коваленко в это время чем-то отвлекся и существа вопроса Репы не слышал. Потому на окрик Шефа он, немного замешкавшись, доложил, что не в курсе дела и никакого циклотрона у него нет. Командиры рот недоуменно вытянули физиономии, они-то знали, что циклотрон у него есть, но вмешиваться в разговор не решались. Наконец, Коваленко понял, о чем речь: «Это сушилка у нас такая, как циклотрон. Собрали несколько десятков батарей. Сушимся». Шеф прерывать совещания не стал, обещая зайти и осмотреть ее чуть позже.

Я как раз стоял дневальным по роте. Вижу, быстро идет Коваленко. Его топот мы знали наизусть. Подтянул ремень, поправил кинжал, жду указаний. Подбежал: «Срочно откройте сушилку, наведите порядок. Сейчас придет начальник факультета. Будет осматривать ее. И поднимите всех спящих. Кто спит?» — «Пожарный взвод, ночью что-то грузили». Я быстро разбудил всех спящих, ускорив процесс шипящим: «Шеф идет». Те повскакивали, не зная, за что хвататься, хотя заслуженное ими время сна еще не вполне истекло. Наведя порядок в сушилке, выползаю из нее задом, прямо в Шефа — бац! «А, старый знакомый! Ну, как, выспался за месяц?» — Шеф был в хорошем настроении. Я старался избегать Шефа, думал, забудет про меня. Нет, вспомнил. — «Показывайте свой циклотрон». Шеф был в восторге от идеи, от способа реализации, от инициативы.

— А почему циклотрон?

— От слова «циклопический». Циклоп. Помните, у Гомера? — подвел я научную базу под название.

— Каждой роте — циклотрон, — заявил он. — Заявку на батареи я подпишу.

Комендант здания капитан Мельников был крайне озабочен. Куда-то исчезли все отопительные батареи. В одночасье. «Инкубатор, что ли, кто-то делает? — подумал он. — Возьмем на живца!». Мельников приказал положить еще одну батарею и установил наблюдение. Вскоре перед ним стоял смущенный воришка, минер. С третьего курса. «Зачем вам батареи? Уже все перетаскали!». — «Начальство приказало. Каждой роте — циклотрон… Пять штук…».

Уточнив объем подпольного строительства, комендант пришел в ужас и помчался прямо к начальнику училища. Пока адъютант докладывал контр-адмиралу Егорову о визитере, у того слово «циклотрон» выскочило из головы, а всплыло известное из печати «синхрофазотрон».

— Товарищ адмирал! Капитан Мельников! Разрешите доложить. Третий факультет делает себе синхрофазотрон. Все отопительные батареи исчезли.

— Что-о-о? Синхрофазотрон? Да в уме ли вы, товарищ Мельников?

— Вспомнил, не синхрофазотрон, а пять циклотронов. Каждой роте — циклотрон.

Махнув рукой, адмирал вызвал по телефону начальника третьего факультета.

— Абрам Григорьевич, вы что там строите на факультете? Вот Мельников докладывает, что синхрофазотрон.

— Нет, пять циклотронов. Адмирал схватился за грудь.

— Каких еще циклотронов?

— Да тех, что у Гомера, помните?…

Виктор Татарыков, мой однокашник, увековечил эту историю: