Лили. Сказка о мести - Роуз Тремейн

щетку и смахни пыль, иначе скоро все тут будет в ней, и тогда мы друг друга различать не будем».

– В белой пыли?

– Да. Я не знаю, что это такое. Спроси у Джеймса.

– Спросить у Джесси, ты хотела сказать?

– Да, наверное. А ты знала, что всех их назвали в честь дядьев Перкина, которые уехали в Индию и погибли в ущелье?

– Да. Знала.

– Я в жизни ущелья не видала, а ты?

– Нет. Кажется, нет.

– Ну, это и не важно. Сейчас нам надо бы вспомнить, в какой комнате ты жила. В этом доме все комнаты маленькие, но мне всегда хватало места, чтобы посидеть с тобой рядышком, и мы вместе пели песни, так ведь?

– Да. Мы вместе пели. Иногда видели в окошке луну.

– О, луна. Я ее больше не вижу. Наверное, фонарщик виноват.

Лили ведет Нелли к той комнате, где прежде стояла ее кроватка с одеяльцем, связанным из ниток шести-семи разных цветов. Они стоят в дверях, заглядывая внутрь. – Ужасно, что тебя забрали, – говорит Нелли. – Но смотри-ка. Теперь мы можем сделать вид, что ты вовсе и не уезжала.

Вид этой комнаты. Вид железной кровати, которая теперь стоит там, и мысль о том, что с приходом ночи она заберется в нее и уснет, а потом проснется от утреннего солнца и поймет, что она на ферме «Грачевник», – все это наполняет Лили счастливым трепетом.

Они с Нелли садятся на кровать, и Нелли притягивает Лили к себе и говорит:

– Люди в Свэйти думают, что я умом тронулась. Думают, что я витаю в облаках. Как-то раз я стянула с прилавка на рынке моток шелковой нити, потому что подумала, что тебе понравится ею вышивать. Но меня поймали. Сказали мне: «Ты можешь в тюрьму за это попасть, Нелли Бак. Проведешь остаток своих дней, питаясь баландой и ночуя на соломе». И еще сказали мне, что тебя тут больше нет, о чем я совсем позабыла, поэтому я сказала: «Ох, простите меня, уж извините, люди добрые, добрые благородные джентльмены» и отдала им шелковый моток обратно. Вот тогда-то они и решили, что я витаю в… как они это назвали… в эмпиреях… и Джеймсу пришлось объяснить им, что все дело в моих годах, что под конец жизни начинаешь путать, когда и что произошло. Но ему было очень неловко.

– Джесси, ты хотела сказать?

– Джесси. Разве? Наверное, да. Стыд-то какой.

– Я не думаю, что ему было стыдно, Нелли.

– Может, и нет. Он красивый, сильный мальчик. Но у него тогда и других бед хватало. Бедняжка Джесси.

– Почему ты называешь его «бедняжкой»?

– Ну, его надежды не оправдались, знаешь ли. Правильно я говорю?

– Надежды не оправдались?

– Ему разбили сердце.

– Правда?

– Дочка школьного учителя. Эсми. Кажется, как-то так ее звали. Она сбежала с переплетчиком. Джесси сказал, что это все из-за его рук. Видишь ли, в руки Джесси въелась земля. Ладони исполосованы пылью после всех тех лет, что он провел за тяжелой работой в поле. Жизнь на ферме – это сплошная пахота, и, думаю, когда Эсми… или Эстер ее звали, не упомню… когда она это поняла, она решила, что красивые и чистые белые руки ей больше по нраву, поэтому выбрала переплетчика, и они уехали куда-то на север, переплетать книги, потому что где-то там их и переплетают, на севере, знаешь ли. Но когда она сообщила об этом Джесси, он не знал, как быть, а что могла сделать я? Я ведь его мать, и все тут.

– Когда это случилось, Нелли?

– Кто же знает, деточка? С год назад, а может, и больше. Может, три года назад. Я уж не помню. Людям все время разбивают сердца. Может, и твое разбито, потому-то ты ко мне и вернулась.

Лили молчит. Затем гладит Нелли по щеке и говорит:

– Я думала, что полюбила одного человека, но он оказался женат, так что мы с ним не смогли бы быть вместе по закону. Но некоторое время он приглядывал за мной.

Нелли кивает.

– Как луна, – уточняет она. – Говорят, что она приглядывает за землей, но, знаешь ли, довольно небрежно. Выходишь в темноту и высматриваешь ее, но в небе темно. Думаю, поэтому фонарщик и поселился в Свэйти.

Позже, когда день уже в разгаре, они садятся обедать: на столе копченая рыба, купленная у рыботорговца, который заезжает сюда каждую среду, и томленые яблоки из нового фруктового сада, которые всю зиму провели на реечных полках в кладовой.

Не доев свою порцию яблок, Нелли засыпает в кресле, и Джесси говорит:

– Она не любит, когда ее будят. Говорит, что царство снов – это красивое место. Я схожу за одеялом, чтобы укрыть ее, а потом покажу тебе ферму.

Пока Джесси ходит за одеялом, Лили рассматривает свою дорогую Нелли и решает, что теперь это ее работа – ждать и следить, когда мысли Нелли снова унесутся в мир, ведомый ей одной, а потом пытаться – осторожно, чтобы не напугать, – возвращать ее на землю. Лили думает о том, что раньше она обращалась к Нелли по каждому пустяку. И надеется, что теперь уже Нелли будет часто обращаться к ней за помощью и утешением.

Две руки

Небо снова ясное. Живая изгородь посверкивает свежим, влажным блеском дождя. Джоуи замечает кролика, скачущего по ближайшей поляне, и, точно как Тень в былые дни, бросается за ним в погоню.

Джесси куда выше своего отца и ходит упругим длинным шагом, и Лили приходится семенить, чтобы успевать за ним. Она говорит, что хочет взглянуть на старый сарай, и они идут туда. Джесси показывает ей вырытую в земле глубокую яму, куда свален весь ненужный хлам, нажитый Перкином. Несколько тяжелых сломанных деталей для плуга и бороны все еще лежат в сарае. Джесси говорит:

– Если бы Джозеф не уехал, я бы успевал делать больше, но в одиночестве меня одолевает лень. Надумаю что-нибудь сделать, но чувствую бессилие при одной мысли об этом.

– Понимаю, – кивает Лили. – Почему уехал Джозеф?

– Он устал от этого места. Он не любил его так, как я. Какое-то время он пытался здесь прижиться. Но в итоге говорил, что умрет от тоски, если ему придется все свои дни проводить в попытках справиться с фермой, и мне это было понятно.

– Нелли что-то говорила про белую пыль.

– О да. У него были золотые руки, как у отца. Он пошел в подмастерья к каменотесу и стал очень умелым в этом деле.