Семь песен - Томас Арчибальт Баррон

– Ты наверняка погибнешь, если попытаешься сразиться с Балором, не изучив всех Песен.

Сердце сжалось от дурного предчувствия, когда я вспомнил предупреждение Туаты. «Хорошенько запомни мои слова. Найти лишь пять или шесть из семи – это все равно что не найти ни одной. Не имея всех семи, ты не только потерпишь неудачу в своем предприятии. Ты погибнешь».

Я откашлялся.

– Но Риа, если я не пропущу седьмую Песню, мама наверняка умрет! Ну как ты не понимаешь? Это наша единственная надежда. Наш единственный шанс.

Она прищурилась.

– Здесь кроется что-то еще, верно? Я это чувствую.

– Нет. Ты ошибаешься.

– Не ошибаюсь. Ты чего-то боишься, да?

– Опять твои инстинкты? – Я сжал руки в кулаки. – Да, я боюсь. Этого урока Видения. Он наводит на меня больше страха, чем все остальные, вместе взятые. Я не знаю почему, Риа.

Покачав головой, она откинулась назад и привалилась спиной к закопченному камню.

– Значит, то, что ожидает тебя на Забытом острове, очень важно. Ты обязан пойти туда, Мерлин. Не только ради Элен, но и ради себя самого! Есть и другая причина.

– Другая?

– Гври поведала мне еще кое-что. Она сказала, что, приплыв на Забытый остров, ты должен найти ветку омелы. И прежде чем ступить на Лестницу, ведущую в Мир Иной, тебе нужно прикрепить ее к одежде. Она поможет тебе благополучно добраться до царства Дагды. Без нее твоя задача станет намного сложнее.

– Моя задача и так уже сложна, сложнее некуда! Оставь это, Риа. Ради какой-то ветки омелы я не собираюсь напрасно тратить драгоценное время – никакая омела мне уже не поможет. Ты должна послушаться меня. Проведи меня к Лестнице.

Она поскребла по почерневшему камню ногой, обутой в сплетенный из коры башмак.

– Послушай… если я это сделаю, и тебе каким-то образом удастся остаться в живых после встречи с огром, ты обещаешь мне кое-что? – На глазах у нее внезапно выступили слезы. – Даже если меня не будет рядом, чтобы проверить, сдержал ли ты свое обещание.

У меня пересохло в горле.

– Конечно, обещаю. А почему ты боишься, что тебя не будет рядом?

– Забудь, не обращай внимания. – Риа смахнула с ресниц слезы. – Поклянись, что если ты вернешься оттуда живым, то когда-нибудь отправишься на Забытый остров и узнаешь то, что должен там узнать.

– Обещаю. И еще обещаю, что возьму тебя с собой.

Она порывистым движением поднялась с камня, взглянула на безжизненные утесы.

– Тогда идем. Нам предстоит подъем на гору.

Риа, не говоря ни слова, повела нас по выжженной земле, усыпанной каменными обломками. Где-то среди этих острых, как зубы дракона, скал лежал вход в мир духов, охраняемый кровожадным огром. Но даже если Балор действительно жил здесь, он жил в полном одиночестве – здесь не было ни единого существа, которое росло, дышало, шевелилось. Темные холмы когда-то казались мне совершенно безжизненными, если не считать изредка попадавшихся высохших деревьев, но эта местность была враждебна к любым проявлениям жизни. Огненное дыхание дракона не оставило здесь ни деревца, ни кустика, ни клочка мха. Лишь пепел. Мне вдруг захотелось, чтобы со мной снова была Цветущая Арфа, захотелось при помощи ее магии вырастить на мертвой земле хотя бы несколько травинок.

Потерянные Земли были полной противоположностью дому Рии, цветущим зеленым полянам Леса Друма. Но девочка двигалась среди нагромождений обожженных огнем скал так же уверенно и ловко, как шла бы сквозь заросли папоротников. Она шла прямиком на восток, не сбиваясь с пути. Если для этого приходилось карабкаться вверх по неприступному склону, с которого осыпались камни, или перепрыгивать через широкую расщелину, она вела нас прямо, не огибая препятствий. И так час за часом.

Но все же, как бы сильно я ни восхищался выносливостью Рии, еще сильнее меня привлекали другие ее качества. Она любила жизнь и все живое благодаря детству, проведенному среди ветвей гигантского дуба. Она обладала спокойной мудростью, не рассудочной, но идущей от самого сердца, и напоминала мне богиню Афину из греческих мифов. Но еще сильнее она напоминала мне Элен.

Я почувствовал, как сердце наполняется благодарностью к Рии за то, что она согласилась связать свою жизнь с моей. Теперь наши судьбы были переплетены так же прочно, как лианы, из которых были сотканы ее одежды. И вдруг я понял, что мне сильнее, чем когда-либо, нравится ее лесной костюм. Плотные, но гибкие рукава. Широкие зеленые листья на плечах. Изящные, кокетливые узоры на воротнике.

Когда мы карабкались по каменистым ущельям и безжизненным скалам, вид ее одежды из лиан и листьев поднимал настроение. Зеленый цвет, несмотря ни на что, давал надежду, и я снова начинал верить в лучшее. Мне казалось, что даже самые бесплодные и иссохшие поля можно вернуть к жизни, что даже самый тяжкий проступок может быть однажды прощен. Риа и сама знала, что ее одежды из лиан и листьев несли нам удивительную истину. Магия самой Природы сильнее любого волшебника, даже самого могущественного. Иначе как может новое молодое деревце вырасти из безжизненной земли, думал я. Неужели и я, как любое живое существо, тоже причастен к этой магии обновления?

Ряды холмов тянулись параллельно друг другу с севера на юг, и поэтому нам нельзя было идти по долинам – мы рисковали сбиться с курса. Приходилось карабкаться вверх по крутым склонам и, взобравшись на гребень, сразу же спускаться вниз. Мы добирались до дна ущелья лишь для того, чтобы начать новый подъем. К вечеру, когда солнце село у нас за спинами, а по выжженной земле протянулись длинные тени от черных холмов, у меня болело все тело, ноги подкашивались от усталости. Даже посох не помогал. Бамбелви то и дело спотыкался, часто наступал на подол своего плаща, и было ясно, что он устал не меньше меня.

Но хуже всего было то, что по дороге нам не попалось даже самого жалкого ручейка. Мой язык одеревенел. Может быть, мне хотелось пить больше, чем остальным, потому что я проглотил кусок башмака, но это было не так уж важно. После долгого пешего перехода по камням, покрытым черной пылью, мы все изнемогали от жажды.

Тем не менее Риа не замедляла шага. Хотя с самого начала пути она не произнесла ни слова, ее мрачная решимость, казалось, стала еще сильнее, чем прежде. Возможно, дело было в том, что наше время подходило к концу. А может быть, она думала о другом – о чем-то известном лишь ей одной. Но, так или иначе, мое настроение было не лучше. Голос Туаты по-прежнему гремел в ушах, и сказанное порождало в душе страх, точно так же, как его дух породил свет в синих камнях, окружавших могилу. Несмотря на безграничную мудрость и могущество, он лишился жизни под смертоносным взглядом Балора. И все почему? Из-за собственного высокомерия. А разве я сам не поддался гордыне и высокомерию, когда осмелился пойти против Балора, изучив лишь шесть из Семи Песен?