Безмолвный крик - Энн Перри

Уэйд смотрел на нее, будто не понимал, о чем она говорит.

– Доктор Уэйд?

Он улыбнулся, и лицо его стало совсем другим. Уныние и озабоченность ушли, хотя усталость ничем нельзя было скрыть.

– Как вы великодушны, мисс Лэттерли, – тихо произнес он. – Приношу свои извинения за то, что мои ощущения столь очевидны. Это не то качество, которое вызывает мое восхищение. Призна́юсь, данный случай глубоко заботит меня. Как вы, без сомнения, заметили, мы с сестрой очень привязаны к этой семье. – В глазах его мелькнули боль и недовольство тем, что он выставил ее напоказ. – Я до сих пор не могу смириться с тем, что Лейтон… мистер Дафф… умер. Я знал его долгие годы. У нас было столько общего… Как ужасно, – он глубоко вздохнул, – что все это кончилось… вот так. Рис для меня гораздо больше, чем пациент. Я знаю… – Он слегка пожал плечами. – Знаю, что хороший доктор или хорошая медсестра не позволят себе личного отношения к тем, кого лечат. Это может отразиться на их суждениях о наилучших способах лечения. Симпатию, сострадание, моральную поддержку и любовь должны выражать родственники. От нас ждут профессиональных действий, а не эмоций. Мне это известно, как и любому человеку. И все же меня не может не трогать бедственное положение Риса.

– И меня тоже, – призналась Эстер. – Думаю, никто не ждет от нас равнодушия. Как можно не переживать, если все время ухаживаешь за больным или раненым?

С минуту врач пристально смотрел на нее.

– Вы замечательная женщина, мисс Лэттерли. И вы, конечно, правы. Я поднимусь и осмотрю Риса. Возможно, вы присоединитесь к леди, только…

– Только? – Эстер привыкла, что Уэйд осматривает Риса один, и не задавала лишних вопросов.

– Пожалуйста, не вселяйте в них напрасных надежд. Я не уверен, что процесс выздоровления идет так, как я надеялся. Наружные раны заживают, но у него словно не хватает энергии и желания выздоравливать. Я заметил лишь незначительное восстановление сил, и это меня беспокоит. Не могли бы вы подсказать мне, мисс Лэттерли, возможно, я что-то упустил?

– Нет… нет, к сожалению, не могу. Но мне тоже хотелось бы, чтобы Рис проявил желание побольше сидеть. Он все еще очень слаб, и даже пищи не съедает столько, сколько нужно, по моему мнению.

Доктор вздохнул.

– Похоже, мы слишком надеялись. Но будьте осторожны со словами, мисс Лэттерли, иначе мы ненамеренно причиним еще бо́льшую боль.

Склонив голову, он прошел мимо нее к лестнице, поднялся и исчез на верхней площадке.

Подойдя к двери в гостиную, Эстер постучалась. Ей не хотелось мешать уединенной беседе. Однако ее сразу пригласили войти и встретили вроде бы с неподдельной радостью.

– Входите же, мисс Лэттерли, – ласково говорила Эглантина. – Миссис Дафф рассказывала мне про письма от Амалии из Индии. Звучит невероятно красиво, невзирая на жару и болезни. Я подчас жалею, что никогда не увижу стольких вещей на свете. Конечно, мой брат так много путешествовал…

– Он ведь был хирургом на флоте, не так ли? – Эстер уселась в предложенное ей кресло. – Кое о чем он мне рассказывал.

Лицо Эглантины почти ничего не выражало. В ее воображении определенно не возникало картин опасностей, личной отваги, невыносимых условий и страданий, как у Эстер. Да и могли ли они у нее возникнуть? Эглантина Уэйд, похоже, никогда не переживала ничего страшнее и неприятнее, чем мелкое дорожное происшествие, случайный перелом или порезанный палец. Что могло ее огорчать? Скука, ощущение того, что жизнь проходит мимо, не затрагивая ее, понимание почти полной своей ненужности. Почти наверняка – одиночество, вероятно, неудавшийся роман, обретенная и утраченная любовь или всего лишь мечты о ней. Она была хорошенькой, даже очень, и, кажется, доброй. Но этого не хватало для того, чтобы понять такого человека, как Корриден Уэйд.

Эглантина избегала взгляда Эстер.

– Да, брат изредка вспоминает об этом. Он свято верит, что служба на флоте и жизнь на море воспитывают сильный характер. Говорит, это естественный способ очищения расы. По крайней мере, мне кажется, что он так говорил. – Похоже, ей было совсем неинтересно. Голос звучал безжизненно, без всякого подъема или волнения.

Сильвестра быстро взглянула на нее, будто уловив в ее словах какое-то чувство – быть может, одиночество.

– А вам бы хотелось отправиться в путешествие? – спросила Эстер, чтобы нарушить молчание.

– Иногда я думаю, что да, – медленно сказала Эглантина, будто принуждала себя из вежливости продолжать беседу. – Только не знаю куда. Фиделис… миссис Кинэстон… иногда заговаривает об этом. Но, конечно, это всего лишь мечты. Однако почитать приятно, не правда ли? Осмелюсь предположить, вы много читаете Рису?

Разговор продолжался еще почти час; касались то одной темы, то другой и ни в одну не углублялись.

Наконец вернулся доктор Уэйд – очень озабоченный, с глубокими морщинами на лице, словно совершенно выбившийся из сил. Закрыв дверь, он прошел через гостиную и остановился перед дамами.

Эглантина молча взяла Сильвестру за руку, а та вцепилась в нее так, что побелели костяшки пальцев.

– Мне очень жаль, дорогая, – тихо сказал Уэйд. – Должен предупредить вас, что выздоровление Риса продвигается не так успешно, как мне хотелось бы. Как вам, без сомнения, подтвердит мисс Лэттерли, наружные раны заживают неплохо. В них нет нагноений, и гангрена определенно не грозит. Но мы ничего не можем сказать о внутренних. Существуют повреждения органов, о которых мы никоим образом не можем узнать. Я ничего не могу сделать для него, кроме как прописать успокоительное, которое даст ему возможность как можно больше отдыхать, и мягкую пищу, которая не причинит боли, но будет питательной и легкоусвояемой.

Сильвестра потрясенно смотрела на него.

– Мы должны ждать и надеяться, – осторожно сказала Эглантина, переводя взгляд с Сильвестры на брата и назад. – Ему, по крайней мере, не хуже, и нужно испытывать благодарность уже за это.

Сильвестра попробовала улыбнуться, но безуспешно.

– Почему он не говорит? – с мольбой в голосе спросила она. – Вы сказали, у него нет повреждений, вызывающих потерю речи. Что с ним не так, Корриден? Почему он так ужасно изменился?

Уэйд заколебался. Взглянув на сестру, он втянул воздух, словно собираясь заговорить, но промолчал.

– Почему? – требовательно спросила Сильвестра, повышая голос.

– Я не знаю, – беспомощно ответил доктор. – Не знаю, и, моя дорогая, вы должны приготовиться к тому, что мы можем никогда не узнать этого! Возможно, он выздоровеет, если только полностью забудет о случившемся. Начнет жизнь с чистого листа. И, может быть, со временем так и произойдет… – Он повернулся к Эстер, вопросительно глядя на нее.

Та не знала, что сказать. Все смотрели на нее, ожидая, что она подаст какую-то надежду. Ей тоже хотелось бы этого, но если она их обнадежит и ошибется, то причинит еще большие страдания. Или сейчас значение имеет только одно – пережить сегодняшнюю ночь и завтрашний день? Шаг за шагом. Не надо пробовать одолеть весь путь одним мысленным скачком. Так можно и покалечиться.