Мотылек - Кэтрин Куксон

Агнес трясло, она сидела, сжав руки на коленях и вонзив ногти в ладони. Она говорила себе, что нужно заговорить, остановить ее, но ей хотелось узнать, что за этим стоит, откуда все это взялось, из какого источника. Она не сделала ничего такого, чтобы заслужить подобные обвинения, а если и сделала, если она и пала в этом смысле, то только в своих мыслях, не больше. Но леди Эмили продолжала:

— Как я говорила в самом начале, я люблю сплетни, люблю скандалы, но когда до меня дошло то, что касается вас, я никому не сказала, потому что вы мне не безразличны. Мне не безразлично, что на ваших плечах весь дом и что распался ваш брак с этим Крокфордом. Хоть я и не была склонна благословлять его тоже, потому что это тщеславный, безвольный человек, в нем нет ничего от его матери. И мне жаль, что у вас такие братья, но уж какие есть. Двое отправились в Австралию, нашли место, ничего не скажешь! Ни один джентльмен не допустит оставить там свои кости. И теперь вот еще Стенли никогда не бывает дома, так ведь? Проводит все время у Каннингхэмов. Да, — она закивала снова, — он положил глаз на Диану. Но он обратился не по адресу, так его и ждали там. Она собирается выйти за деньги, за большие деньги. Кто-нибудь должен оплачивать жеребцов, они же с ума посходили по лошадям. Но это ничего не значит. Почему это должно помешать им наслаждаться жизнью? Насколько я помню эту юную леди, в своей конюшне резвее ее не найти.

Она перевела дыхание, и Агнес учтиво спросила, привстав:

— Вы закончили, леди Эмили?

— Нет, девочка, не закончила, еще не закончила. И сядь… сядь, потому что, поверь мне, я здесь ради твоего блага. Видишь ли, в твоем доме, а может быть, и не в твоем, есть человек, который очень интересуется всеми твоими делами, как свидетельствует это письмо. — Она открыла свой длинный бисерный ридикюль и вынула из него лист бумаги. При виде его Агнес опустилась на место, не в силах оторвать глаз от длинных костлявых пальцев леди Эмили, открывавшей конверт, а потом протянувшей его ей. — Ты знаешь этот почерк?

У Агнесы перехватило дыхание, она перевела глаза на исписанный листок. Она не прочитала, а только присмотрелась к тому, что было написано на бумаге. И заметила, что почерк корявый. Подняв голову, она посмотрела на леди Эмили и сказала:

— Люди, которые пишут анонимные письма, насколько я представляю, обычно изменяют почерк. Но… но с чего бы писать письмо обо мне? Могу я прочитать?

— Этого-то я и хочу от тебя. — Голова старой леди снова начала клониться вперед.

Агнес приняла письмо из рук леди Эмили. Но не сразу смогла разобрать текст, потому что нужно было сперва справиться с пеленой, застлавшей вдруг ее глаза. Письмо начиналось с обращения.

Леди Эмили!

Вы благородная леди и друг семьи Торман, и, я думаю, вам не безразлично знать, что мисс Агнес нуждается в добром совете, потому что подвергается соблазну уронить себя в ситуации, создаваемой человеком, который находится у нее в услужении. Этот человек умеет обхаживать женщин. Он получил над ней такую власть, что она ходит следом за ним и даже работает вместе с ним. Это возмутительная ситуация, чтобы леди с ее положением так роняла себя. Но это не ее вина, дело в нем, он такой человек. Они встречаются в лесу под предлогом, будто ищут ее сестру. Я считаю, что вы могли бы сделать что-нибудь по этому поводу, леди Эмили, это же позор.

Ваш, леди, доброжелатель.

— Это неправда. Это неправда. — Листок в руке Агнес дрожал, и она повторяла: — Это неправда, говорю вам. Все тут неправда, с первого до последнего слова. Человек, о котором идет речь в письме, это мистер Брэдли…

— Вы называете его мистер Брэдли?

— Да, это его фамилия, мистер Брэдли. Хотя я обращаюсь к нему как к Брэдли, а… на кухне его зовут по имени.

— Ну, что ж, будем называть его Брэдли. И вы говорите, что в этом письме все неправда?

— Может быть, одна-единственная вещь — мы с ним действительно работали в саду. Но с нами всегда Милли и Блум… Артур Блум. Это самое грязное письмо. — У нее задрожали губы, из глаз брызнули слезы.

Леди Эмили наклонилась к Агнес, потрепала по коленке и сказала:

— Успокойтесь, успокойтесь. Я вам верю на слово. Но зачем? Вам не приходит в голову, зачем кому-то понадобилось писать мне такое письмо и обвинять вас в подобном неблагоразумии?

— Да, могу, могу. — Агнес оперлась головой о спинку кресла. Да, она знала, кто написал письмо. Это Дейв. Уже не первую неделю он вел себя странно, даже следил за ней, когда она гуляла по саду. Тот случай, который он упоминал в письме — встреча с Брэдли, — произошел в полнолуние, когда Милли снова ушла в лес. Перед этим были полнолуния, которые, как казалось, никак не повлияли на ее состояние, но в ту ночь она пропала, и Брэдли пошел искать ее. Но ведь то же самое сделали Магги и Бетти Троллоп. Случилось так, что Брэдли нашел ее, и именно когда Агнес на них наткнулась, на сцене появился Дейв. Она очень отчетливо это помнила, потому что на следующий день Дейв был едва ли не груб с ней. Она отнесла его грубость к тому, что именно Брэдли нашел Милли и что Дейв не переносил неприкрытой привязанности Милли к этому человеку.

— Так кто же это? Кто написал это письмо?

— Это не имеет значения, кто написал его, могу только заверить вас, что содержание письма лживое. Все, что имело место между мной и Брэдли, это только беседы.

— Значит, вы разговариваете с этим человеком?

— Мы беседовали.

— Почему?

— Вероятно, потому, что мне не с кем больше разговаривать.

Эти слова она буквально выкрикнула и, прикрыв рукой рот и не обращая внимания на слезы, вскочила на ноги.

Леди Эмили тоже быстро встала, протянула к ней руки, обняла и прижала к себе.

— Успокойтесь, дружок, успокойтесь, моя дорогая. Все бывает. Я бы расстреляла ваших братьев… И я, и люди моего круга тоже небезгрешны, нам следовало бы заглядывать к вам почаще. Но эта ваша сестра, знаете ли, для вас это тяжелая ноша, это настоящая обуза. Она отпугивает от вас людей. Я понимаю, что россказни про нее сильно преувеличены, и я всем это говорю. Это простые люди распространяют всякие страсти. У меня одна горничная сказала, что когда она поймала вас, то вцепилась в волосы, как летучая мышь. Я велела моей горничной Хьюстон надавать этой девке по щекам. Миллисент душевнобольная. Мы все это знаем, но она не маньячка.

Агнес высвободилась из ее объятий, слышать все это не было сил — все эти сплетни о Миллисент так же лживы, как и то, что наговорили про нее. В письме с обвинениями содержалось не больше правды, чем в том, что говорят о Милли. Она смяла письмо в руке и сказала:

— Я оставлю его у себя, леди Эмили.

— Но оно же не вам адресовано, моя дорогая.

— Ничего, я намерена сохранить его, и придет день, я покажу его автору. Это человек, который многим обязан тому, кому он бросает обвинение.