Всем смертям назло - Вадим Давыдов

— И что же – каждый раз Яков Кириллович будет вот так, посреди ночи, ниоткуда появляться? Охранников усыплять? А то и убивать. Нехорошо ведь это. Нехорошо.

— Да зачем же, Иосиф Виссарионович? Ни к чему нам с вами такие сложности. Просто, когда товарищу Сталину захочется посидеть у комелька с Яковом Кирилловичем, товарищ Сталин поднимет трубочку городского автоматического телефона, наберёт на диске заветные циферки – какие, Яков Кириллович товарищу Сталину потом скажет – и произнесёт в мембрану, тихо и веско, как только он один и умеет: передайте Якову Кирилловичу, что его хотят видеть. И назовёт время и место. А если не назовёт – это значит: немедленно. Заодно товарищ Сталин сможет выяснить, на что способны его ягодки и берёзки.

— И что же выяснится?

— Выяснится, что фокусы Якова Кирилловича им не по зубам. А потом товарищ Сталин с Яковом Кирилловичем сядут рядком да подумают ладком, как такое безобразие устранить.

— Да, — вздохнул Сталин. — Очень интересно. И что же? Столько всего товарищу Сталину пообещав – ничего у товарища Сталина не попросите, Яков Кириллович? Что-нибудь такое, что можно потрогать? Для себя лично?

— Ну, кажется, у товарища Сталина была возможность убедиться, что Яков Кириллович – не дурак. Да и мы ведь уже обсуждали это, Иосиф Виссарионович: из того, что вы мне можете дать, мне ровным счётом ничего не нужно, — необходимые для работы инструменты вы мне по списку выдадите, но и только. А того, что мне нужно, у вас просто-напросто нет. Так зачем же я стану портить товарищу Сталину впечатление – просить невозможного? Нет. Не таков Яков Кириллович. Не станет он этого делать.

— А что станет?

— А встанет – и уйдёт. Даст товарищу Сталину как следует всё обдумать. А потом товарищ Сталин даст Якову Кирилловичу знать, что готов принять его друзей с проектами постановлений и резолюций. И все у нас, Иосиф Виссарионович, получится. Годится такой план действий?

— И как же Яков Кириллович узнает, что товарищ Сталин готов рассмотреть его проекты? Циферки-то Яков Кириллович не назвал? Не три ли шестёрки?

— Обижаете, Иосиф Виссарионович. Обижаете. О такой чепухе, о таких мелочах товарищу Сталину совершенно не следует беспокоиться, — просиял Гурьев. — И товарищу Сталину нужно всё-таки запомнить: нет у Якова Кирилловича никаких проектов. Все проекты – у Сталина, от Сталина, через Сталина – для державы. Всё произойдёт – совершенно как будто само собой. А потом будет всё – и беседы у комелька, и обещанная иглотерапия, и жизнь, и слёзы, и даже, возможно, любовь. И даже, возможно, взаимная.

— Прекрасно, — кивнул Сталин. — Просто прекрасно.

— И я так думаю. Ну, а теперь – позвольте мне откланяться, Иосиф Виссарионович.

— Вот так?

— Да. Именно так.

— Что же. — Сталин посмотрел в сторону, шевельнул усами – кажется, улыбнулся. И воткнул в Гурьева свой невыносимый янтарный взгляд: – До свидания, Яков Кириллович. До свидания. Было очень, очень интересно с вами познакомиться.

— Более, чем взаимно, — Гурьев поклонился.

Глядя на то место, где только что стоял Гурьев, Сталин ухватился рукой за стол и, попятившись на пару шагов, опустился на стул. Потом взялся рукой за горло и зарычал – на одной низкой ноте, зарычал очень тихо и страшно. А потом – улыбнулся. Никто, никогда не видел ещё на сталинском лице такой улыбки.

Сталин понял, кто к нему приходил. К Сталину приходил Сталин. Сталин – из волшебного зеркала. Молодой Сталин. Красивый. Сталин, которому нечего бояться. Сталин, умеющий плести волшебное кружево слов, — на любом языке. К Сталину приходил Сталин – и ясно, что ему ничего не нужно. Что может попросить у Сталина – Сталин?! У Сталина всё есть. Есть даже то, в чём никто, кроме Сталина, не уверен – жизнь после смерти. Интересно, — есть Бог? Наверное, есть. Не добрый, как у попов. Сильный. Жёсткий. Жестокий. Безжалостный. Хозяин. Воздающий по заслугам. Это я, подумал Сталин. Кто же ещё?! Конечно, это я. Он – это я.

Он проработал всю ночь, до самого рассвета. Работалось удивительно хорошо – голова была чистой и какой-то хрустально-прозрачной, мысли легко складывались в предложения, короткие, ясные, точные, как снайперские выстрелы. И на рассвете Сталин лёг спать – и уснул мгновенно, как ребёнок. И проснулся только тогда, когда в дверь осторожно постучали.

— Войдите! — громко сказал Сталин, садясь на диване и отбрасывая в сторону тоненькое, вытертое солдатское одеяло.

В кабинет протиснулся Власик – сине-зелёный от ужаса, помятый. И начал сползать по косяку двери:

— Т-т-т-т… Т-т-това-а-а-а-рищ Ст-т-т-т-а-а-а-лин… В-вы-ы… Ж-жи-и-ы-ы-вы-ы…

— Я жив, — спокойно кивнул Сталин, рассматривая Власика тигриными глазами. — Я жив, товарищ Власик. А что случилось?

Я-то жив, подумал Сталин. А вот вы все – уже мертвецы.

И он осторожно погладил усы, пряча за этим жестом торжествующую улыбку.

Сталин смотрел на Ягоду – ждал. Сам скажет, решил Сталин. Вижу, нечего сказать. Дурак, дурак – ничего не может. Если Сталин прикажет – будет убивать. А сам – ничего не может. Ни на что не способен. Ну? Скажет или не скажет?

Ягода, видимо, всё-таки решился:

— Товарищ Сталин. По поводу вашего задания. Насчёт телефонного номера.

— Слушаю вас, товарищ Ягода.

— Товарищ Сталин, такого номера не существует, — выпалил серый Ягода.

Не существует, подумал Сталин. Не существует. Возможно, правы философы – и действительно ничего не существует. Не существует Сталина. Не существует телефонного номера, по которому позвонил Сталин, после чего к Сталину пришёл человек, которого Сталин просил прийти. И голоса, отвечавшего Сталину, тоже нет. И самого этого человека, конечно же, тоже не существует. Всё это выдумки. Да, именно. Выдумки буржуазных философов и ловких фокусников-иллюзионистов, которые хотят обмануть, запутать Сталина. Да. Почему у него такое серое лицо? Нехорошее лицо. Нехорошее. Надо, чтобы краснел. Чтобы кровь приливала к голове, снабжала мозг кислородом. Надо думать. Эти не думают. Не умеют. Кровь не течёт. Прав, прав. Бездари. Тупицы. Тупицы и бездари. Не с кем работать. Совершенно не с кем. Один Сталин. Совсем один.

— Продолжайте, товарищ Ягода.

— Товарищ Сталин. В результате проведённых оперативно-розыскных мероприятий сотрудники ведомства выяснили, что указанный телефонный номер не зарегистрирован ни на одно частное лицо или организацию, Иосиф Виссарионович.

Ведомство, подумал Сталин. Ведомство. Ведомство – это ведь от слова «ведать». А эти? Эти не ведают. Неведомство. Он чуть улыбнулся своей невысказанной шутке. Он умел шутить про себя. Научился. Ему пришлось научиться самому определять, что смешно, а что – нет, потому что эти смеялись, когда он хотел. А не тогда, когда на самом деле смешно.